С начала 2025 года Дональд Трамп продвигает инициативу по завершению войны в Украине. На переговорах в Эр-Рияде, Париже и Лондоне обсуждаются предложения — от 30-дневного перемирия до признания Крыма частью России. Однако дипломатический процесс буксует. Как и три года назад, его подтачивает главное противоречие: ни одна из сторон не чувствует себя в безопасности.
Весной 2022-го Киев и Москва вели переговоры в Стамбуле и даже согласовали рамочный документ, в котором речь шла о нейтралитете Украины в обмен на международные гарантии. Тогда сделка сорвалась — не в последнюю очередь из-за отсутствия этих самых гарантий. Сегодня ситуация повторяется: фокус сдвинулся к спорам о границах, но без решения вопроса безопасности ни один документ не станет прочным основанием мира.
Вот уже почти три месяца Дональд Трамп, стремясь вернуться в Белый дом, предпринимает попытки остановить войну в Украине. Результатов пока нет. Российская армия продолжает медленно, с потерями, продвигаться вперед. Кремль, судя по всему, рассчитывает, что американский лидер устанет ждать прорыва и попытается навязать Киеву соглашение, выгодное Москве.
Сам Трамп демонстрирует раздражение отсутствием прогресса и угрожает выйти из процесса. Его дипломатические предложения сменяются ультиматумами, но это не приближает мир. На этом фоне полезно вспомнить последний серьезный шанс на урегулирование — переговоры в Стамбуле весной 2022 года.
Тогда, в первые недели после начала вторжения, украинская и российская делегации смогли согласовать рамочный документ — Стамбульское коммюнике. Он предполагал нейтральный статус Украины в обмен на гарантии безопасности от других государств. Сделка так и не была заключена, но сам процесс показал: даже в условиях полномасштабной войны компромиссы возможны.
Сегодня, когда переговоры вновь становятся темой международной повестки, опыт Стамбула дает важные ориентиры. Не потому, что текст 2022 года можно возродить, а потому что условия для успеха или провала остаются прежними.
Безопасность — прежде всего
Ни одно устойчивое соглашение невозможно без ответа на базовые угрозы, которые видят обе стороны. Как в 2022 году, так и сейчас, центральным остается вопрос безопасности. Все остальное — статус территорий, санкции, восстановление — вторично, если стороны не чувствуют себя защищенными от нового витка войны.
Getty Images
Тогда Россия требовала нейтралитета Украины, отказа от НАТО, запрета на размещение иностранных войск и ограничений для украинской армии. Киев, напротив, настаивал на четких международных гарантиях — по сути, обязательствах, сопоставимых с пятой статьей устава НАТО.
Эти страхи с тех пор не исчезли. Украина опасается, что перемирие без гарантий лишь отсрочит следующую атаку. Россия считает, что даже нейтральная, но вооруженная и поддерживаемая Западом Украина — угроза ее интересам. При этом в утечках американских предложений речь идет не о безопасности, а о территориях: «юридическое признание» Крыма частью России, «фактическое признание» других оккупированных земель. Ни то, ни другое не решает главного.
Признание, юридическое или нет, не отменяет военных рисков. И уж тем более не компенсирует отсутствие гарантий. Тем более, что Москва и Киев не собираются отказываться от контролируемых территорий — этот вопрос решается на поле боя, а не за столом.
Главный урок Стамбула — компромисс возможен, даже если спор о границах отложен. Но он невозможен без ответа на главный вопрос: как каждая из сторон будет чувствовать себя в мире, который может наступить.
Без гарантий — никакого мира
В центре всех прошлых и нынешних переговоров — вопрос о безопасности. Весной 2022 года Украина была готова отказаться от вступления в НАТО, если взамен получила бы международные гарантии. Россия, в свою очередь, требовала формального нейтралитета Украины, запрета на иностранные базы и ограничения вооруженных сил. Каждая сторона стремилась снизить риск новой войны, но понимала безопасность по-своему.
Эта проблема остается нерешенной. Украина опасается, что перемирие без внешней поддержки обернется передышкой перед следующей атакой. Россия — что даже нейтральная, но вооруженная Украина, подкрепленная западной военной помощью, станет плацдармом для реванша. Оба этих страха — не абстрактны: они определяют позицию сторон на переговорах.
Тем не менее, в утечках из Белого дома и европейских столиц речь все чаще идет о признании аннексий. США якобы готовы предложить «де-юре» признание Крыма российским, а другим оккупированным территориям — «де-факто» статус. Такой подход уводит дискуссию от главного — устойчивой безопасности. Более того, юридически он несостоятелен: признание либо есть, либо его нет.
The New York Times
И Москва, и Киев четко дали понять: контролируемыми территориями они поступаться не готовы. Статус этих земель решается не в переговорах, а в окопах. Однако именно опыт Стамбула показал, что даже при сохранении споров о границах возможно обсуждать архитектуру будущего мира. Тогда территориальный вопрос сознательно отложили — и сосредоточились на механизмах предотвращения новой войны.
Сегодняшние инициативы Трампа, напротив, пытаются сдвинуть фокус к компромиссам по границам, не устранив то, что стало причиной провала предыдущих переговоров. Это означает, что даже формальные договоренности — если они будут достигнуты — останутся хрупкими и неприменимыми на практике.
Мир невозможен без участия Запада
Весной 2022 года за столом переговоров в Стамбуле находились только представители Украины и России. Ни США, ни Великобритания, ни Германия в процессе участия не принимали — несмотря на то, что речь шла о безопасности Европы, обязательствах НАТО и роли Вашингтона в системе сдерживания. Западные дипломаты признались позже: о содержании рамочного документа они узнали уже постфактум.
Это объяснимо: переговоры велись в условиях военного давления, и времени на согласование позиций с союзниками просто не было. Однако такой подход оказался стратегической ошибкой. Документ, подписанный без участия ключевых внешних игроков, не мог получить их поддержку. А без этой поддержки — остался политически невесомым.
Reuters
Сегодняшняя ситуация не должна повторять те же просчеты. Принцип «ничего об Украине без Украины» важен, но недостаточен. Он должен быть дополнен не менее принципиальной формулой: «ничего о Западе без Запада». Если в будущей системе безопасности предполагаются обязательства США или Европы, они должны участвовать в переговорах с самого начала — иначе достигнутые договоренности снова окажутся недееспособны.
Это не просто вопрос дипломатического этикета. Если западные союзники выступают разобщенно, у Москвы больше пространства для маневра. Когда Дональд Трамп говорит о перемирии, а Европа — о потенциальной отправке войск, Кремль получает повод представить Запад как несогласованного и агрессивного участника конфликта.
Согласованная позиция Вашингтона и Брюсселя могла бы существенно изменить динамику переговоров. Она снизила бы риски затягивания процесса, ограничила бы поле для пропаганды и увеличила бы шансы на выработку реалистичного и выполняемого соглашения. Пока же США и ЕС действуют параллельно — и это играет на руку Москве.
Запад не готов брать на себя ответственность
Одна из главных причин провала переговоров в 2022 году заключалась в том, что западные страны не были готовы предоставить Украине те гарантии, которых она добивалась. Стамбульское коммюнике предполагало не просто декларации, а конкретные обязательства, сравнимые с пятой статьей устава НАТО. Среди прочего обсуждалась даже возможность создания бесполетной зоны — фактически, допущение прямого вмешательства в случае нового вторжения России.
Ни одна западная столица такую модель не поддержала. США и Европа дистанцировались от документа, хотя именно их подписи должны были сделать соглашение жизнеспособным. С тех пор прошло три года, но позиция Запада осталась прежней. Дональд Трамп ясно дал понять, что не намерен брать на себя обязательства по обороне Украины — но по сути он лишь продолжает политику, начатую при Байдене. Та администрация тоже не предлагала Киеву гарантий.
Associated Press
Ни одна западная столица такую модель не поддержала. США и Европа дистанцировались от документа, хотя именно их подписи должны были сделать соглашение жизнеспособным. С тех пор прошло три года, но позиция Запада осталась прежней. Дональд Трамп ясно дал понять, что не намерен брать на себя обязательства по обороне Украины — но по сути он лишь продолжает политику, начатую при Байдене. Та администрация тоже не предлагала Киеву гарантий.
Даже наиболее активные союзники Украины в Европе избегают формулировок, которые предполагали бы юридически обязывающие шаги. Военное присутствие, о котором ведутся разговоры, не заменяет политической воли. Ввод войск без четких обязательств — не стратегический альянс, а политический жест, призванный произвести впечатление на внутреннюю аудиторию.
Настоящие гарантии — это не военная демонстрация, а формализованная готовность к действиям. Пока ее нет, любое перемирие будет висеть в воздухе. Россия, как и раньше, может рассчитывать на слабость западной решимости, а Украина — бояться, что ее вновь оставят наедине с угрозой.
Перемирие и мирное соглашение должны обсуждаться вместе
Весной 2022 года украинская и российская делегации в Стамбуле сосредоточились на будущем устройстве — нейтралитете, гарантиях, роли НАТО и США. Но за пределами переговорной комнаты продолжалась полномасштабная война, и никто всерьез не обсуждал, как именно ее остановить. Коммюнике не содержало ни одного пункта о механизме прекращения огня.
Этот пробел оказался фатальным. Пока стороны спорили о геополитической архитектуре, конфронтация на фронте нарастала, а дипломатический процесс быстро терял связь с реальностью. В итоге — выродился в бесплодную декларацию.
Администрация Трампа, начав в 2025 году собственную мирную инициативу, сделала противоположную ставку: на быстрое перемирие. В феврале Вашингтон предложил 30-дневное прекращение огня — без предварительных условий. Зеленский идею поддержал, Путин — отверг. После этого американские посредники перешли к «пошаговой тактике»: сначала — запрет на удары по энергетике, потом — договор о безопасности судоходства в Черном море. Ни одна из этих инициатив не увенчалась успехом.
Reuters
Вскоре стало ясно, что и этот подход зашел в тупик. Белый дом переключился на обсуждение «большой сделки»: от нейтралитета Украины до признания Крыма. Но и здесь переговоры забуксовали. Тем временем война продолжается.
Опыт последних лет показывает: невозможно добиться перемирия без политического соглашения, и наоборот — невозможно подписать договор, не остановив боевых действий. Обсуждать эти вопросы по отдельности — значит обрекать оба трека на провал. Только синхронный подход, где прекращение огня и долгосрочные гарантии обсуждаются параллельно, может привести к результату.
Публичные позиции — не предел возможного
В 2022 году переговоры в Стамбуле показали: даже лидеры, которых считают непримиримыми, способны на гибкость. Тогда Владимир Путин допускал обсуждение статуса Крыма, возможность вмешательства США в случае новой агрессии, а также признавал право Украины на сближение с Европейским союзом. Владимир Зеленский, в свою очередь, был готов отказаться от курса на НАТО, согласиться на постоянный нейтралитет и открыто призывал к личной встрече с Путиным для заключения соглашения.
С тех пор риторика сторон стала куда жестче. Но именно поэтому важно помнить: публичные заявления редко отражают истинные пределы допустимого. Чаще — это стартовые позиции. И Москва, и Киев стремятся создать впечатление, что их требования не подлежат пересмотру. На деле же пространство для маневра появляется, когда меняются расчеты.
Сегодня оба лидера, как и в 2022 году, могут оказаться готовы к компромиссу — если соотношение издержек и выгод заставит их пересмотреть подход. Усталость от войны, внутриполитическое давление, внешние сигналы — все это способно изменить приоритеты. Вопрос лишь в том, смогут ли переговорщики, в отличие от прошлой попытки, одновременно обсудить и перемирие, и гарантии, и участие всех сторон.
Мир остается крайне маловероятным — но не невозможным. И главное, что показал опыт Стамбула: если момент для переговоров упущен, цена промедления может оказаться еще одной потерянной весной, еще одним годом войны.
Finbarr O'Reilly / The New York Times
Денис Шинкаренко