Когда в мае 2025 года Турция предложила провести переговоры между Украиной, Россией и США, у многих возникло ощущение déjà vu. В стамбульском дворце Долмабахче уже собирались дипломаты весной 2022 года — и тогда, и теперь с тем же намерением: остановить войну. Но как и три года назад, все закончилось безрезультатно. На этот раз инициатива исходила от Дональда Трампа, вернувшегося в Белый дом с обещанием «быстро договориться» и «остановить бойню за 24 часа». Он выступил с идеей мирного плана, в котором уступки предлагались Украине, а выгодоприобретателем оказывалась Россия.
Украинская делегация прибыла на переговоры не для капитуляции. Как отмечает Financial Times, вторая встреча в Стамбуле 2 июня не принесла «никаких крупных прорывов», а только «незначительные шаги, как и ожидалось». «Похоже, они (россияне) разыгрывают картину дипломатии для Трампа», — заявил изданию один из высокопоставленных украинских чиновников. Представители сторон даже не пожали друг другу руки, не прозвучало ни одного предложения, которое можно было бы расценить как движение к компромиссу. Единственное, о чем удалось договориться, — это будущие обмены пленными.
Тем временем реальность войны продолжает напоминать о себе: в Киеве почти ежедневно звучат воздушные тревоги, город подвергается массированным ударам ракетами и дронами, а система ПВО испытывает перегрузку. В ответ Украина провела масштабную операцию «Паутина» — удары по стратегическим аэродромам в глубине России, включая объекты в Мурманске, Рязани и Иркутске. Потери оказались значительными: по некоторым оценкам, были выведены из строя десятки самолетов дальней авиации.
Одновременно с этим Лондон сделал другой выбор: министр обороны Великобритании Джон Хили заявил, что Европа должна готовиться не к миру, а к новой войне — и объявил о £15 млрд инвестиций в модернизацию ядерного арсенала и расширение подводного флота. «Мы не можем полагаться на чужую решимость», — подчеркнул он.
Между скороспелыми мирными инициативами и нарастающим осознанием того, что Кремль не намерен сворачивать войну, Европа все яснее очерчивает свою стратегию. Одни делают ставку на сдерживание, другие — на сделки. Но все меньше иллюзий: конфликт затяжной, ставки высоки, а пространство для компромисса стремительно сужается.
С момента инаугурации Дональда Трампа в январе внимание мира приковано к возможности прекращения огня в Украине. Иллюзия была понятной: приход в Белый дом президента, настроенного быть посредником, а не союзником Киева, казался шансом на выход из тупика и остановку бойни.
Однако успешная дипломатия во время войны требует тонкого расчета: правильных рычагов давления, сбалансированных стимулов и жестких сроков. Трамп сумел внести последний элемент — пообещав быструю сделку, а затем угрожая выйти из переговоров, когда этого не случилось. Но с остальными элементами он ошибся: почти все санкции достались Украине, а уступки — России. Он критиковал Киев, обвиняя его в продолжении конфликта, и приостанавливал военную помощь, в то время как Владимира Путина называл мудрым стратегом.
Результат предсказуем: с ноября, когда Трамп выиграл выборы, процесс урегулирования не продвинулся ни на шаг. Миру были продемонстрированы симпатии Москвы к Трампу, открытость Киева к переговорам, дипломатические телодвижения Европы и многократные попытки завоевать расположение Вашингтона. Но все это были не мосты к миру, а попытки не позволить Трампу встать не на ту сторону.
Изначально задача Трампа была обречена на провал. Ни Москва, ни Киев сегодня не заинтересованы в прекращении войны. Россия за два года адаптировала свою экономику к военному режиму и теперь не может просто так выключить военную машину. Украина не готова поступиться суверенитетом и по-прежнему способна держать оборону. В этих условиях надежда на скорый мир выглядит иллюзорной.
Союзники Украины на Западе давно расходятся во мнениях о целях Кремля. Согласно одной точке зрения, Владимир Путин добивается ограниченных уступок и мог бы согласиться на компромисс — скажем, признание оккупированных территорий частью России и формальные гарантии отказа Украины от вступления в НАТО.
Сторонники другого подхода считают подобный сценарий опасной иллюзией. Уступки лишь укрепят Путина в уверенности, что силой можно добиться большего. Согласно этой логике, российский президент стремится не к частичному контролю, а к демонтажу самого украинского государства, которое, по его убеждению, не имеет права на существование. В подтверждение приводят его предвоенное эссе «Об историческом единстве русских и украинцев», где он называет украинцев «заблудшими русскими», которых нужно вернуть под контроль Москвы. Даже обсуждая перспективы мира, Путин настаивает: урегулирование возможно лишь при «устранении коренных причин конфликта» — под чем он подразумевает отказ Украины от суверенитета.
Некоторые западные политики признают это, но делают иной вывод: затяжная война лишь ослабит Украину и приведет к еще более невыгодному соглашению в будущем. Лучше плохой мир сейчас, чем катастрофа потом. Похоже, Дональд Трамп разделяет именно эту точку зрения. «У вас нет козырей», — сказал он Владимиру Зеленскому в феврале.
Такой подход может показаться рациональным. Но он искажает реальное положение дел: у Киева, возможно, не самые сильные позиции, но Украина вовсе не находится в той степени отчаяния, при которой пришлось бы немедленно сдаться. В Киеве делают ставку на европейскую поддержку — как военную, так и политическую — в случае ослабления помощи со стороны США. И, вопреки алармистским заявлениям, линия фронта остается относительно стабильной.
В декабре 2023 года российские войска контролировали около 42 тысяч квадратных миль украинской территории. Спустя год, в декабре 2024-го, эта цифра увеличилась лишь незначительно — до 43 600 квадратных миль. А к концу мая 2025 года общая площадь оккупированных территорий составляла около 43 650 квадратных миль. То есть за 16 месяцев, несмотря на бесконечные сообщения о захвате отдельных деревень, Россия расширила зону контроля всего на 1 650 миль — менее одного процента от территории Украины. По сути, Кремль перешел от 18% в 2023 году к 19% сегодня.
Исходя из этих цифр, Киев рассчитывает на выигрыш во времени: укрепление позиций на фронте, активизация дипломатии, адаптация к новому балансу сил. Конечно, ряд факторов может изменить эти расчеты — например, если Москва перейдет к более ограниченным целям или если Европа не сможет компенсировать исчезающую американскую помощь. Существенным вызовом может стать и возможный коллапс украинской ПВО, зависящей от поставок американских перехватчиков PAC-3 — одного из немногих реальных рычагов давления, которыми располагает Дональд Трамп. Также Украина может пересмотреть свою позицию в случае масштабного разрушения гражданской инфраструктуры. Понимая это, Кремль наращивает интенсивность ракетных и дроновых атак.
Но пока системы ПВО работают, европейские страны усиливают поддержку Украины и наращивают производство вооружений. Российская армия не демонстрирует решающих успехов, а риторика Путина по-прежнему остается ультимативной. В таких условиях навязать Киеву заведомо невыгодную сделку — даже под давлением Белого дома — попросту невозможно. Украина не верит, что Кремль такую сделку выполнит.
Неудачи Трампа на украинском направлении вовсе не означают, что его политика в отношении России окажется без последствий для европейской безопасности. Напротив, благожелательное отношение президента США к Москве и его демонстративное дистанцирование от Европы подталкивают континент к большей автономии — но оставляют его уязвимым в краткосрочной перспективе. Хотя европейские страны ускоренно модернизируют армии и наращивают оборонное производство, их усилия пока не соответствуют масштабу угрозы — ни для себя, ни для Украины.
Формально Трамп не намерен выводить США из НАТО. Но учитывая его открытую враждебность к Европе и стремление дистанцироваться от внешнеполитических обязательств, трудно представить, что при необходимости американские солдаты будут сражаться за союзников по альянсу. Это создает опасное окно возможностей — и не только в теории.
Для Кремля соблазн нанести удар по одной из стран НАТО становится все более осязаемым. В отличие от Украины, где изначальная цель заключалась в смене власти и оккупации, гипотетическая атака на страну альянса может быть рассчитана прежде всего на то, чтобы демаскировать слабость Европы и разрушить веру в принцип коллективной обороны. В стратегическом горизонте ближайших лет именно сейчас может возникнуть момент, когда риск будет минимален: до того, как Европа закроет свои оборонные уязвимости и до того, как в Белом доме сменится администрация на более проевропейскую.
Россия готова к открытию нового фронта. Вдоль границ с Финляндией и Норвегией зафиксировано наращивание войск, схожее с подготовкой вторжения в Украину весной 2021 года. В Балтийском регионе Москва ведет все более агрессивную игру. Объявлены масштабные совместные учения с Беларусью.
Путин не раз демонстрировал готовность к затяжным и изнуряющим военным кампаниям, заставляя собственное население терпеть тяготы, недопустимые для большинства демократий. Он располагает устойчивыми отношениями с Китаем, в то время как союзники Украины по-прежнему расходятся в оценках стратегических целей Кремля. Российская экономика переведена на военные рельсы, а политическая система сконцентрирована на достижении внешнеполитических результатов любой ценой. Все это создает условия для одновременного ведения конфликтов разного масштаба — как в Украине, так и за ее пределами.
Европа последовательно вводит санкции против Москвы, рассчитывая на то, что политическое и экономическое давление заставит Кремль пересмотреть свою стратегию. Однако, как бы ни радовались в Брюсселе каждому новому пакету ограничений, одного Европейского союза недостаточно, чтобы парализовать российскую военную машину. Попытки остановить «теневой флот» нефтяных танкеров, с помощью которых Россия обходит санкции, — шаг в правильном направлении, но он вряд ли окажет значительное влияние на стоимость российской нефти.
Изменить расчеты Путина способна только устойчивая ценовая коррекция на энергорынке — резкое и длительное падение доходов от нефти, которые питают российскую экономику войны. Но добиться этого без участия США невозможно. Вашингтону пришлось бы ввести жесткие меры против российской нефтянки, убедить Саудовскую Аравию — одного из крупнейших поставщиков, — и Индию — одного из крупнейших потребителей российской нефти — присоединиться к кампании давления. Кроме того, потребовалась бы сдержанность со стороны Китая. Для этого, в свою очередь, следовало бы ясно обозначить цель: окончание войны, а не крах России как государства. Саудовская Аравия, поддерживающая тесные связи как с Вашингтоном, так и с Пекином, теоретически могла бы стать посредником.
Но такой сценарий крайне маловероятен. Хотя Трамп и ужесточил риторику в адрес Путина, признаков готовности перейти к активному давлению не наблюдается. Индия и Саудовская Аравия также не проявляют интереса к участию в подобной коалиции. Это означает лишь одно: Россия продолжит получать достаточные доходы от продажи нефти, чтобы финансировать войну — и, возможно, не только в Украине.
Таким образом, эпоха европейского мира подошла к концу. Перспектива завершения войны выглядит все более призрачной. У Путина нет причин отступать, у Зеленского — капитулировать: украинский президент уверен, что сдача одной части территории неминуемо приведет к потере всей страны. С его точки зрения, свет в конце тоннеля — это не мир, а встречный поезд. И хотя ничто, кроме смерти, не предопределено, именно сейчас Европа должна максимально нарастить поставки вооружений — и Украине, и себе.
Трамп и другие лидеры могут изменить курс. Но у Европы больше нет времени ждать.