Споры из-за доступа к пресной воде становятся все более частыми в международных отношениях. В Дарфуре конкуренция за водные ресурсы стала одним из факторов, спровоцировавших гражданскую войну. В бассейне Нила строительство гидроэлектростанции в Эфиопии вызвало многолетнее противостояние с Египтом и Суданом. В Центральной Азии сокращение стока привело к транспортным ограничениям и росту межгосударственной напряженности. В Украине разрушение Каховской ГЭС в 2023 году нарушило подачу воды к сотням тысяч людей и вновь сделало водную инфраструктуру объектом военных действий.
На этом фоне особенно показательно, что Индия в 2025 году приостановила действие Договора о водах Инда — одного из старейших трансграничных соглашений в мире. Подписанное в 1960 году и выдержавшее десятилетия вооруженного и политического противостояния, оно до последнего рассматривалось как модель устойчивого урегулирования водных споров. Его отмена свидетельствует не только об эскалации между Индией и Пакистаном, но и о кризисе глобального управления водными ресурсами в условиях климатических изменений и роста потребления.
С момента раздела Британской Индии вопрос о водах стал неотъемлемой частью конфликта между двумя государствами. Но именно на этом фоне в 1960 году возник редкий прецедент — Индия и Пакистан договорились поделить речную систему Инда и обязались соблюдать эти правила даже во времена войны
Несмотря на десятилетия вражды, пограничные конфликты и полномасштабные войны, Индия и Пакистан неукоснительно соблюдали подписанный в 1960 году Договор о водах Инда. Это редкое исключение из правила — пример устойчивого сотрудничества между двумя ядерными державами, которые иначе чаще выступают как противники, чем как партнеры.
Вопрос о распределении водных ресурсов возник сразу после раздела Британской Индии в 1947 году. Большинство истоков рек, питающих субконтинент, оказались на территории Индии, что поставило Пакистан — расположенный ниже по течению — в уязвимое положение. Особенно тревожным это казалось на фоне усиливающейся вражды между двумя новыми государствами.
По словам Хассана Хана, специалиста по экологической политике и урбанистике из Университета Тафтса, наибольшую напряженность вызывал контроль над ирригационной системой в Пенджабе — ключевом сельскохозяйственном регионе, разрезанном границей. «Молодым государствам было непросто договориться, кто и как должен управлять источником воды, от которого зависели миллионы жизней», — поясняет он.
После почти десятилетия переговоров при посредничестве Всемирного банка в сентябре 1960 года премьер-министр Индии Джавахарлал Неру и президент Пакистана Мухаммед Айюб Хан подписали соглашение, в соответствии с которым три восточные реки — Сатледж, Биас и Рави — отошли Индии, а три западные — Джелам, Чинаб и сам Инд — остались за Пакистаном.
Хотя все шесть рек берут начало в Индии, Нью-Дели обязался не препятствовать естественному стоку воды в сторону Пакистана. Это обязательство продолжает действовать и сегодня — несмотря на многолетний территориальный конфликт вокруг Кашмира.
Строительство гидроэлектростанции Баглихар стало первым серьезным испытанием для водного соглашения и превратило реку в объект дипломатической и юридической борьбы. А после атаки в Ури в 2016 году тема воды окончательно вошла в арсенал индийской внешнеполитической риторики как инструмент давления

Баглихарская ГЭС на реке Чинаб, Индийский Кашмир. Строительство этой плотины в начале 2000-х заставило Пакистан впервые прибегнуть к арбитражу по Договору о водах Инда, утверждая, что проект нарушает условия соглашения.
Первый серьезный вызов Договору о водах Инда возник в конце 1990-х, когда Индия анонсировала строительство гидроэлектростанции Баглихар на реке Чинаб — в контролируемой ею части Кашмира. Исламабад утверждал, что проект нарушает договорные условия: несмотря на индийскую юрисдикцию, река относилась к «пакистанскому» пулу вод.
В 1999 году, после начала работ, Исламабад обратился за арбитражем к Всемирному банку — той же инстанции, которая некогда выступала посредником в заключении самого соглашения. Независимый эксперт отклонил большинство претензий Пакистана, и в 2007 году плотина была введена в эксплуатацию.
Это стало прецедентом. «Пакистанская позиция заключается в том, что любое строительство Индией плотин нарушает ее обязательства обеспечивать свободный поток воды, — говорит Ахмед Рафай, эксперт по экологическому праву. — Индия же утверждает, что любое значительное ограничение стока привело бы к затоплению ее собственной территории — а значит, подобный сценарий маловероятен».
Политизация водного вопроса достигла нового уровня после атаки на индийскую военную базу в Ури (Кашмир) в сентябре 2016 года. Индия обвинила Пакистан в спонсировании террористов из группировки «Джаиш-е-Мухаммад». Министр внутренних дел Раджнатх Сингх публично назвал Пакистан «государством-террористом» и призвал к его международной изоляции. Премьер-министр Нарендра Моди добавил: «Вода и кровь не могут течь вместе».
Это заявление ознаменовало поворотный момент. С тех пор водные рычаги начали рассматриваться Нью-Дели как возможный инструмент давления — пусть и в рамках формального соблюдения договора.
Убийство индийских туристов стало триггером для официального разрыва водного соглашения. Моди заявил, что вода «больше не будет течь в Пакистан», а Дели впервые в истории отказывается от обязательств, десятилетиями считавшихся неприкосновенными
Весной 2025 года водный вопрос перестал быть лишь предметом риторики. После гибели индийских туристов в результате теракта, ответственность за который Нью-Дели вновь возложил на боевиков с пакистанской стороны, Индия заявила о приостановке действия Договора о водах Инда — впервые за 65 лет.
Министр водных ресурсов Чандракант Рахунат Патил пообещал, что «ни одна капля воды из Инда не попадет в Пакистан». Премьер-министр Моди пошел еще дальше: «Теперь индийская вода будет течь на благо Индии, сохраняться на благо Индии и использоваться для прогресса Индии».
Для Пакистана это стало тревожным сигналом. Более 75% его пресной воды поступает из трансграничных источников — прежде всего из бассейна Инда. И хотя приостановка договора не означает немедленного прекращения потока, отсутствие юридических ограничений и обязательств по обмену информацией делает страну уязвимой перед внезапными сбросами или засухами.
Климатический кризис лишь усиливает риски. В 2022 году, согласно рейтингу Germanwatch, Пакистан возглавил список стран, наиболее пострадавших от климатических катастроф. А зима 2024–2025 годов стала одной из самых засушливых в истории страны: осадков выпало на 67% меньше нормы. Перепады — от сильнейших наводнений до длительных засух — становятся новой нормой, разрушая посевы, ускоряя миграцию и обостряя конкуренцию за воду в городах.
«В условиях урбанизации ресурсы водоснабжения не поспевают за ростом населения», — объясняет Хассан Хан. А по оценке Дэниела Хайнса из University College London, любые сбои в подаче воды грозят нарушением продовольственной безопасности миллионов.
Тем не менее, как напоминает индийская сторона, сама структура распределения вод выгодна Пакистану: ему отходит около 80% вод Инда. Политолог Ануттама Банерджи указывает, что «правительство Индии считает договор устаревшим и не отражающим реалий XXI века — демографического взрыва, климатических потрясений и нового баланса сил».
После приостановки договора Пакистан оказался в ситуации полной неопределенности. То вода исчезает из русел, то внезапно обрушивается, вызывая наводнения — без предупреждения, без координации, без возможности реагировать. Страна лишилась не только воды, но и прогнозируемости
Последствия приостановки соглашения стали ощутимыми почти сразу. В конце апреля 2025 года власти пакистанского Азад-Кашмира объявили режим чрезвычайной ситуации с водоснабжением в районе Хаттиан-Бала. Река Джелам резко вышла из берегов, нанеся ущерб домам и посевам. Подозрение пало на внезапный сброс воды с индийской плотины Ури — без предварительного уведомления, как того раньше требовал договор.

Уровень воды в реке Джелам в пакистанском Кашмире повысился после того, как Индия сбросила воду на своей территории. 26 апреля 2025 года.
Спустя всего несколько дней, 5 мая, индийское издание The Free Press Journal сообщило об обратной ситуации: почти полном обмелении реки Чинаб в районе Сиалкота — важного аграрного и индустриального центра на севере Пакистана. Причиной стало, по утверждению источников, перекрытие шлюзов на индийской стороне. Река, некогда судоходная, обмелела настолько, что ее можно было пересечь пешком.
11 мая ситуация вновь развернулась на 180 градусов: после сильных дождей Индия открыла шлюзы на плотинах Салал и Баглихар, что вызвало внезапный подъем уровня воды ниже по течению и увеличило угрозу наводнений.
Пакистанская сторона рассматривает подобные маневры как форму политического давления. «Это реакция Индии на поддержку, которую Пакистан оказывает террористическим группам», — заявил индийский аналитик Каран Виджай Шарма. — «Приостановка договора уже приносит результат. Индийские власти не намерены отступать».
Фермеры в Пакистане — на передовой этой новой конфигурации давления. «Мы боимся, что Индия может либо затопить наши поля, либо перекрыть воду полностью», — говорит Али Хайдер Догар, чей урожай был уничтожен паводками летом 2023 года после сброса воды из Сатледжа. — «Теперь у Индии нет обязательств делиться данными о своих действиях — это ставит под угрозу весь наш сезон».
Мехебу Сахана, географ из Манчестерского университета, указывает: прекращение обмена гидрологической информацией — не менее опасно, чем физическое перекрытие потока. Ранее по условиям договора стороны были обязаны предупреждать друг друга о паводках, планах по строительству и любых изменениях в управлении потоками. Теперь, как подчеркивает пакистанский эксперт Насир Мемон, это «создает предпосылки для гуманитарного кризиса, когда миллионы могут остаться без питьевой воды и средств к существованию».
Технически Дели не способна полностью остановить поток — для этого нет инфраструктуры. Но возможность нерегулярных сбросов, отсутствие обмена данными и элемент неожиданности делают давление ощутимым. Даже без войны вода становится инструментом шантажа
Несмотря на жесткую риторику, Индия сегодня не располагает полноценной инфраструктурой, которая позволила бы ей полностью перекрыть потоки воды, направляющиеся в Пакистан. «Чтобы действительно блокировать сток, требуется не только политическая воля, но и масштабная инженерная база», — объясняет Бхаргаби Бхарадваж из Центра исследований окружающей среды и общества при Chatham House. — «На данный момент таких возможностей у Индии просто нет».
Даже частичный контроль над потоком сопряжен с издержками. Основные русла проходят через густонаселенные регионы самой Индии, и искусственное перенаправление воды может вызвать наводнения и ущерб на ее территории. Кроме того, строительство новых плотин и резервуаров — задача на годы, если не десятилетия.
И все же полное перекрытие — не единственный сценарий. Эксперты предупреждают, что нерегулярные сбросы воды, внезапные изменения потока или отсутствие координации способны нанести не меньший ущерб.
«Даже без крупных инфраструктурных проектов Индия может манипулировать режимом стока», — говорит Хассан Хан. — «В какой-то день она выпускает больше воды, в следующий — меньше. Эти колебания дестабилизируют сельское хозяйство и создают угрозу как наводнений, так и засух».
Химаншу Тхаккар, координатор Южноазиатской сети по вопросам плотин, рек и людей, считает, что серьезные последствия в краткосрочной перспективе маловероятны. «В ближайшие месяцы радикальных изменений может и не быть», — отмечает он. — «Но в долгосрочной перспективе, если Индия решит переосмыслить водную архитектуру, игра может измениться. И на это уйдут не месяцы, а годы».
Таким образом, Пакистан оказался в зоне стратегической неопределенности. Угроза давления реальна, но ее масштаб пока не ясен. А отсутствие прозрачности и взаимных обязательств делает водную политику все более непредсказуемой.
Водные конфликты давно вышли за пределы Южной Азии. От Эфиопии и Египта до Центральной Азии и Украины — пресная вода становится источником нестабильности, фактором военных решений и поводом для угроз. Мир входит в век, когда границы пролегают не только по суше, но и по течению
Противостояние Индии и Пакистана — лишь один из множества примеров того, как пресная вода превращается в геополитический ресурс. И если XX век прошел под знаком борьбы за нефть, то XXI все чаще отмечается борьбой за водные артерии, которые не признают государственных границ.
Еще в 1995 году вице-президент Всемирного банка Исмаил Серагельдин предупреждал: «Если войны этого века велись из-за нефти, то войны следующего будут вестись из-за воды». Спустя три десятилетия его предсказание приобретает все более реальное очертание.
По данным Тихоокеанского института, который отслеживает конфликты, связанные с экологическими рисками, с начала XXI века произошло более 1600 инцидентов, прямо или косвенно вызванных водными спорами. Основной фактор — несоответствие между ростом водопотребления и доступностью ресурсов. В XX веке спрос на пресную воду рос в два раза быстрее, чем население Земли.
Эта тенденция наглядно проявляется на Ближнем Востоке и в Африке. Строительство Эфиопией ГЭС на Голубом Ниле вызвало тревогу в Египте и Судане — странах, на 90% зависящих от этой реки. С 2021 года напряженность достигла такого уровня, что Египет и Судан провели совместные военные учения "Защитники Нила" — сигнал, что водный вопрос рассматривается как вопрос национальной безопасности.
«Для Эфиопии приоритет — быстрое заполнение плотины», — поясняет Антон Эрл из Стокгольмского института водных ресурсов. — «Но это может вызвать засуху в Египте и Судане». Переговоры о совместных правилах эксплуатации гидроузла с тех пор зашли в тупик.

Плотина «Великое эфиопское возрождение» (GERD) на Голубом Ниле — крупнейший гидропроект Эфиопии, из-за которого Каир и Хартум опасаются снижения стока в нижнем течении реки.
В Центральной Азии воды также не хватает. В 2023 году Кыргызстан прекратил подачу воды в Казахстан, сославшись на засуху. В ответ последовали транспортные блокировки на границе и дипломатическое охлаждение. Формально — вопрос о поставках воды. На деле — борьба за жизненно важные ресурсы.
Даже война в Украине не обошлась без водного измерения. После аннексии Крыма в 2014 году Украина перекрыла Северо-Крымский канал, лишив полуостров основного источника воды. Россия восстановила подачу только в 2022 году, сразу после начала полномасштабного вторжения. Однако разрушение Каховской ГЭС в 2023 году вновь поставило Крым под угрозу засухи. По оценке ООН, доступ к воде был нарушен для 700 тысяч человек.
По данным Объединенного исследовательского центра Европейской комиссии, в список потенциальных очагов водных конфликтов входят не только Инд и Нил, но и дельта Ганга (между Индией и Бангладеш), бассейны Тигра и Евфрата (Турция, Сирия, Ирак), а также река Колорадо, воды которой делят США и Мексика.
Исследователи предупреждают: в течение следующих 50–100 лет вероятность конфликтов из-за воды вырастет до 75–95%. В мире, где климат нестабилен, а границы рек — предмет спора, вода становится новой нефтью. И, возможно, новым поводом для войн.

Разрушенная Каховская ГЭС на Юге Украины. Подрыв плотины опустошил Каховское водохранилище и оставил без надежного водоснабжения примерно 700 000 человек, наглядно показав, как водная инфраструктура становится целью военных действий. Июнь 2023 года.
Большинство трансграничных водных соглашений сегодня — документы середины XX века, не рассчитанные на климатический хаос и демографические перегрузки. Без новых глобальных механизмов регулирования реки станут новой ареной конфликта. Договор об Индe — не пример для подражания, а предупреждение
Растущее число трансграничных водных споров подрывает не только локальную стабильность, но и само представление о международных нормах в эпоху климатической нестабильности. В отличие от нефти, которой можно торговать и заменять, вода — незаменима и неподконтрольна логике глобальных рынков. Ее распределение строится на договоренностях, которым по 50–70 лет — и которые все хуже отражают демографические, климатические и политические реалии XXI века.
Система, выстроенная в середине прошлого столетия, трещит по швам: она не учитывает новые источники угроз — от коллапса инфраструктуры до террористических атак на плотины, от внезапных засух до «гидрополитических» решений лидеров, ищущих внутреннюю легитимность в жесткой внешней риторике.
Для предотвращения глобального водного конфликта необходим пересмотр основ трансграничного регулирования: создание прозрачных, многосторонних механизмов обмена данными, независимого арбитража и коллективного реагирования на климатические вызовы. Такие институты должны быть не декларативными, а действенными — иначе вода из общего ресурса превратится в инструмент принуждения.
Договор о водах Инда, долго считавшийся образцом «хрупкого мира», сегодня скорее напоминает предупреждение. Мир вступает в век, где климат и геополитика будут течь по одному руслу. И если государства не научатся договариваться заранее — они будут вынуждены делать это постфактум, на фоне катастроф.
Индия и Пакистан

Война, которая так и не завершилась
Как конфликт вокруг Кашмира стал элементом политики Индии и Пакистана — и почему его до сих пор невозможно остановить?
