Апрельские тарифы США вызвали не только резонанс на рынках — они поставили под сомнение фундаментальные принципы глобального производства. По оценкам, около 300 миллионов компаний по всему миру связаны друг с другом через 13 миллиардов логистических связей. Теперь все они оказались в состоянии глубокой неопределенности.
Но текущая турбулентность — лишь очередной эпизод в череде потрясений, сопровождающих мировую экономику последние пять лет. С момента вспышки COVID-19 в 2020 году перебои в цепочках поставок заставили экономистов пересмотреть привычные взгляды на устройство глобального производства.
Дефицит товаров — от антисептиков, зависящих от импорта редких химикатов, до авиалайнеров (в 2024 году Airbus столкнулась с нехваткой ключевых компонентов) — обнажил уязвимость системы, где продукция пересекает границы по нескольку раз на разных стадиях сборки.
Эти сбои поставили под сомнение и действующие методы измерения экономической активности.
Хотя архитектура глобального производства радикально изменилась под воздействием торговли и технологий, статистические системы все еще опираются на методологии середины XX века. Эти подходы по-прежнему ориентированы на показатели спроса — как текущего, так и ретроспективного, — но слабо отражают способность экономики адаптироваться к стрессу, то есть состояние предложения.
В результате значительная часть современной экономической активности — особенно в развитых странах — ускользает от измерения. По оценкам, до 80% таких процессов остаются за пределами стандартных метрик. Статистика по-прежнему делает акцент на промышленные отрасли, которые проще всего учитывать, но уже не являются основным двигателем роста.
В условиях нарастающей взаимозависимости и на фоне регулярных внешних шоков политикам требуются новые инструменты — такие, что позволят отслеживать не только потребление, но и устойчивость производственных цепочек, а также регистрировать те формы экономической активности, которые даже не существовали в момент создания нынешней статистической системы.
Это требует не просто обновления показателей, а фундаментального переосмысления самой логики сбора данных — от оценки рисков в поставках до включения нематериальных активов и сервисных компонентов в расчет роста и инфляции.
Создание статистической модели, способной компенсировать слепые зоны нынешней системы, — это не академическая задача. Это основа для выработки жизнеспособной экономической политики в эпоху кризисов.
Статистика прошлого века
В основе международной системы измерения экономической активности лежит Система национальных счетов (SNA) — набор статистических стандартов, на которых строится расчет ВВП. Разработанная в 1940-х годах при участии Джона Мейнарда Кейнса, она изначально предназначалась для управления экономикой в условиях военной мобилизации: союзники стремились сбалансировать внутреннее потребление и производство военной техники.
После войны эта система была адаптирована для мирного времени и постепенно стала универсальной основой экономической статистики. Сегодня она пересматривается под эгидой ООН примерно раз в десятилетие — обычно в ответ на структурные изменения, вроде роста значимости финансового сектора. Однако сам процесс ревизии остается предельно инерционным: любые изменения требуют межгосударственного консенсуса, что делает систему устойчивой к реформам — и уязвимой к реальности.
Современная версия SNA все еще эффективно отражает экономику середины XX века, в которой преобладала промышленность, производство было сосредоточено внутри национальных границ, а цифровая инфраструктура играла лишь вспомогательную роль.
Последние обновления добавили несколько точечных элементов — но не пересмотрели фундаментальных ориентиров.
Главная проблема не в техническом отставании, а в логике самой системы: SNA хорошо фиксирует последствия, но не позволяет понять причин и не предлагает инструментов для адаптации. Это скорее инструмент посмертного анализа, чем диагностики в реальном времени.
Экономика изменилась — а статистика осталась прежней
Почти столетие Система национальных счетов оставалась универсальным языком для измерения роста и сравнения экономик. Но с конца XX века она все меньше отражает структуру мировой экономики. С 1980-х годов вертикально интегрированные производства — контролировавшие все от проектирования до продаж — уступили место гибким сетям: дизайнеры, подрядчики, дистрибьюторы и сервисные провайдеры оказались разбросаны по разным странам и континентам.
Если раньше международная торговля означала поставки автомобилей и холодильников, то теперь она — это перемещение компонентов, полуфабрикатов и данных, пересекающих границы на каждом этапе сборки и логистики.
Глобальная цепочка поставок: путь смартфона от идеи до продаж в ЕС
SFG Media
Особенно наглядно это проявляется в отраслях вроде электроники и фармацевтики, где на долю контрактного производства приходится до 20% выпуска в США и Великобритании. При этом физический продукт все чаще дополняется сервисной обвязкой: Rolls-Royce, к примеру, продает авиакомпаниям не просто двигатели, а доступ к цифровым системам их мониторинга в режиме реального времени.
Такая модель способствовала росту: специализация, распределение труда и масштаб позволили повысить производительность. Но одновременно она сделала компании уязвимыми: зависимость от узкого круга зарубежных поставщиков ключевых компонентов увеличила чувствительность к внешним шокам.
Именно это — а не только логистические заторы — обнажила пандемия.
«Чистая комната» на фабрике чипов: линейка инженеров и микроэлектронное оборудование.
Shutterstock
Линия сборки смартфонов на контрактном заводе в Шэньчжэне.
Shutterstock
Где не срабатывает старая статистика
Традиционные методы учета не были рассчитаны на такую плотную сеть взаимозависимостей. Отсутствие надежных инструментов оценки процессов на стороне предложения мешает понять состояние глобальных цепочек — даже в условиях стабильности, не говоря уже о кризисах.
Не менее глубокий разрыв — в неспособности зафиксировать последствия технологических сдвигов. Например, статистика ВВП почти не отражает экономический эффект от облачных сервисов, которые радикально снизили издержки и повысили гибкость компаний. Аналогично, реальные преимущества от больших массивов данных — то, что стало стратегическим ресурсом для бизнеса, — почти не фиксируются: учету подлежат лишь капитальные затраты на дата-центры, но не создаваемая ими ценность.
Рост доли нематериальных активов в компаниях S&P 500 (1975-2025), %
За последние десятилетия нематериальные активы — такие как программное обеспечение, данные и бренды — стали доминирующими. По оценкам, в 2025 году они составят более 90% совокупной стоимости активов компаний S&P 500. Но экономическая статистика все еще ориентирована на заводы, станки и склады.
Данные: Ocean Tomo, Intangible Asset Market Value Study
SFG Media
Даже среди специалистов нет согласия по поводу того, как учитывать в экономике бесплатные и повсеместные цифровые решения — от открытого ПО до инфраструктурных ИИ-инструментов.
Танкер Ever Given перекрыл Суэцкий канал и напомнил, насколько хрупки глобальные цепочки поставок.
Maxar
Пустые полки в супермаркете в Лондоне. 2020 год.
Shutterstock
Попытки адаптации
Отдельные исследовательские центры и центробанки начали разрабатывать собственные экспериментальные метрики. Например, индекс напряженности в глобальных цепочках поставок (Global Supply Chain Pressure Index), созданный Федеральной резервной системой США, стал реакцией на то, как логистические сбои способствовали инфляции после пандемии.
Но даже эти новые инструменты не позволяют оценить риски для конкретных производственных узлов — например, цепочку сборки iPhone или распределение редкоземельных компонентов. Нет и методик, позволяющих зафиксировать, как цифровизация и ИИ меняют логику торговли, структуру занятости или цепочки создания стоимости.
Проще говоря, экономическая политика все чаще формируется в условиях отсутствия карты — ни для текущего состояния, ни для прогнозов.
Считать по-новому
Разработка статистики, отражающей реальную архитектуру глобальной экономики, — задача амбициозная, но не утопическая. Экономисты вроде Васко Карвалью из Кембриджа указывают на потенциал использования налоговых, платежных и логистических данных для картирования производственных связей в реальном времени. Но этого недостаточно.
Настоящая модернизация экономической статистики должна выходить за рамки учета поставок или новых бизнес-моделей. Она должна позволять измерять устойчивость, выявлять уязвимости и фиксировать будущий потенциал — наряду с более точным описанием текущих процессов.
В этом контексте все большее внимание получает концепция всеобъемлющего богатства (comprehensive wealth) — национального баланса, включающего как традиционные, так и нематериальные формы капитала.
Структура всеобъемлющего национального богатства
SFG Media
Речь идет не только о зданиях, дорогах и инфраструктуре, но и о том, что долго оставалось за пределами статистических таблиц:
• телекоммуникационные сети, включая их уязвимости;
• цифровая публичная инфраструктура: облачные сервисы, идентификационные системы, платежные шлюзы;
• объемы доступных данных — как в распоряжении государства, так и частного сектора.
Этот «цифровой стек» уже стал критически важным элементом экономической жизни — и одновременно источником новых точек отказа. Устойчивость государства, стремящегося к стратегической автономии, все больше зависит от способности измерять и контролировать такие риски.
Капитал, который нельзя потрогать
Полноценный национальный баланс невозможен без учета человеческого капитала — уровня образования, здоровья и профессиональных навыков рабочей силы. Это напрямую влияет на производительность, инновации и бюджетные траектории.
Не менее важен и природный капитал. Хотя текущая статистика учитывает стратегические ресурсы вроде редкоземельных металлов, она часто игнорирует «молчаливые» активы: качество почв, биоразнообразие, устойчивость водных систем, которые определяют будущее сельского хозяйства и климатической устойчивости.
Наконец, необходимо учитывать институциональный капитал — политико-правовую архитектуру, в которой функционирует экономика. Как подчеркивают Дарон Аджемоглу, Джеймс Робинсон и Саймон Джонсон, именно надежные институты — контрактное право, верховенство закона, защита собственности — определяют, способна ли страна к устойчивому росту.
Современная статистика не делает различия между юрисдикциями с «экстрактивными» институтами — где власть сосредоточена у элиты, а экономическая активность подавлена, — и теми, где институты создают среду для развития бизнеса и накопления человеческого капитала. Это различие — ключевое. И его тоже нужно учиться измерять.
Время собирать данные
Переход от традиционных опросов потребителей и бизнеса к новым источникам информации станет культурной революцией для консервативного мира государственной статистики. Но без этой трансформации невозможно построить более точную и оперативную картину производительности и уязвимостей экономики. Проблема осложняется тем, что в большинстве стран национальные статистические службы сокращают бюджеты — эта тенденция началась еще после глобального финансового кризиса 2008 года.
Нужна не просто модернизация, а скоординированное международное усилие по выработке новых стандартов и определений. В условиях падения отклика на официальные опросы и растущей «усталости от анкет» среди бизнеса и граждан, переход к данным, собираемым автоматически и в режиме реального времени, становится не альтернативой, а необходимостью.
Ирония в том, что именно технологические сдвиги, которые сделали старую модель статистики несостоятельной, теперь дают инструменты для ее обновления. Большая часть нужной информации уже существует — в налоговых базах, банковских транзакциях, системах кассового учета, спутниковых снимках, логистических треках и сенсорах. Ее просто нужно научиться видеть как часть статистической системы.
Экспериментальные инициативы вроде Anthropic Economic Index уже позволяют отслеживать внедрение искусственного интеллекта в разных секторах. Это попытка зафиксировать один из главных технологических сдвигов нашего времени — тот, который пока почти не виден в макроэкономической отчетности.
Новый вызов — и новый шанс
Глобальные производственные сети находятся под колоссальным давлением. На этом фоне вполне закономерно, что политики хотят видеть не только ретроспективные обзоры, но и актуальные данные о состоянии экономики — с учетом уязвимостей, рисков и структурных изменений.
В 1940-х необходимость тотальной войны привела к созданию Системы национальных счетов — инструмента, позволившего управлять экономикой в условиях мобилизации. Сегодня, в эпоху торговых конфликтов, геополитической турбулентности и технологической трансформации, миру снова требуется система измерения, способная зафиксировать реальную динамику.
Пока ее нет, понимание глобальной экономики останется фрагментарным — а решения будут приниматься вслепую.