Демонстративная субъектность

Великобритания с самого начала войны заняла одну из самых жестких позиций в поддержке Киева. Лондон не только поставлял вооружения (от противотанковых комплексов NLAW до современных танков Challenger 2 и крылатых ракет Storm Shadow), но и активно поощрял союзников усиливать помощь. Тем не менее, и в британском дискурсе встречались заявления «на опережение», которые носили скорее декларативный характер.

Например, еще в мае 2022 года, на фоне российской блокировки украинских портов, правительство Бориса Джонсона «в принципе поддержало идею Литвы» о создании военно-морской «коалиции желающих» для сопровождения судов с украинским зерном через Черное море. Британские официальные лица обсуждали с союзниками возможность отправки военных кораблей Королевского флота, чтобы прорвать блокаду Одессы. Однако эта рискованная инициатива так и не была реализована — ни одна страна НАТО фактически не решилась послать свои корабли навстречу российскому флоту без соглашения с Москвой. В итоге проблему экспорта зерна разрешили дипломатическим путем (через сделку при посредничестве ООН и Турции), а от идеи военного конвоя тихо отказались. Этот случай показал пределы готовности Лондона действовать в одиночку: даже при явном понимании гуманитарной необходимости, заявленная лидирующая роль не переросла в практическую операцию, отчасти из-за отсутствия широкой поддержки США и НАТО.

Самый показательный пример условности британской риторики проявился в 2024—2025 годах, когда вопрос о возможном прямом участии западных военных в Украине вновь появился в повестке. На этот раз сигнал исходил от премьер-министра Кира Стармера. Он заявил о готовности Великобритании направить войска в Украину в рамках гарантий безопасности, если удастся достичь мирного соглашения с Россией. В феврале 2025 года Стармер писал, что Лондон «готов сыграть ведущую роль» в обеспечении безопасности Украины, включая размещение британских солдат на украинской земле, если это потребуется для долгосрочного мира. По его словам, Великобритания должна быть «готова и желает внести вклад в гарантии безопасности Украине, разместив при необходимости собственные войска». Стармер добавил, что не относится к этому легкомысленно, осознавая риск для жизни военнослужащих, но считает подобный шаг вкладом в безопасность всего европейского континента.

Но даже сам премьер-министр Великобритании признавал, что без участия США подобная миссия будет непрочной. Он специально отметил: «Европейские государства должны сделать шаг вперед — и мы это сделаем — но поддержка США останется критически важной, американские гарантии безопасности необходимы для прочного мира, потому что только США способны сдержать Путина от новой агрессии». Таким образом, британский лидер фактически оговаривал, что европейская инициатива опирается на американский «якорь». Это заметили и наблюдатели: в Вашингтоне относились скептически к планам европейцев. Специальный посланник Трампа по Украине в 2025 году даже назвал европейские предложения разместить миротворцев лишь «позой и позерством» — намекая, что Париж и Лондон больше демонстрируют намерения, чем реально готовы их осуществить.

В самом Соединенном Королевстве риторика о потенциальном вводе войск тоже вызвала смешанную реакцию. С одной стороны, она свидетельствовала о стремлении лейбористов показать себя более решительными в поддержке Украины, чем Консервативная партия. Для Стармера это имело и внутриполитический расчет — продемонстрировать твердость и лидерство на международной арене, а также убедить ястребов, что Британия не свернет с проукраинского курса. С другой стороны, эксперты указывали на расхождение между словами и реальными возможностями: британские военные источники сомневались, что у армии есть ресурсы для новой крупной миссии без увеличения бюджета. В кулуарах признавали: чтобы участвовать в гипотетических миротворческих силах, Британии пришлось бы значительно нарастить расходы и преодолеть нехватку личного состава и техники, ведь ее армия уже сокращена до рекордно малых размеров за последние два века. Иными словами, заявление Стармера во многом носило политико-символический характер — обозначить готовность Британии возглавить европейские усилия по безопасности Украины, не переходя (пока) к необратимым шагам.

В других эпизодах Лондон, напротив, действительно подтверждал слова делом и даже задавал тон союзникам. Так, в январе 2023 года Великобритания первой из НАТО объявила о передаче Украине современных танков — 14 единиц Challenger 2, — тем самым бросив вызов остальным странам и особенно Германии. Этот шаг не остался пустым звуком: танки были поставлены в течение нескольких месяцев, а пример Лондона прямо подтолкнул Берлин и других европейцев к аналогичному решению по Leopard 2. Аналогично, в мае 2023-го британцы первыми снабдили Украину дальнобойными крылатыми ракетами Storm Shadow, ранее избегая пересечения этой черты. То есть в ряде случаев Британия действительно проявляла субъектность — действовала, даже если США поначалу не спешили (Вашингтон долго не решался дать Украине свои танки Abrams или ракеты ATACMS). Но такие реальные действия, как правило, происходили тогда, когда риск прямого столкновения с Россией оставался низким (поставки оружия — не то же самое, что присутствие войск). А вот заявления о возможном вводе войск — совсем другое дело: они сразу поднимают вопрос прямой войны НАТО и России, которой все стараются избежать. Поэтому и Лондон, и другие столицы, как только доходит до темы "boots on the ground", предпочитают говорить о гипотетическом будущем (например, миротворцы после войны) либо действовать через обучение украинцев за пределами Украины.

Франция традиционно стремится играть независимую роль во внешней политике и обороне Европы — концепция «европейской стратегической автономии» давно продвигается Парижем. Президент Эммануэль Макрон в контексте войны в Украине пытался балансировать между жесткой поддержкой Киева и поиском пространства для дипломатии. В 2022 году он запомнился неоднозначным призывом «не унижать Россию», продолжал телефонные контакты с Владимиром Путиным, пытаясь выступить посредником. Однако по мере затягивания войны риторика Макрона эволюционировала: он стал все громче говорить о необходимости укреплять европейскую оборону и давать Украине гарантии безопасности. В 2023—2024 годах Париж выдвинул несколько инициатив, которые призваны были показать лидерство Франции — хотя реализация их сталкивалась с сопротивлением или оставалась в подвешенном состоянии.

Одним из самых громких шагов Макрона стала идея отправить западных военных инструкторов прямо на территорию Украины. Если с начала войны обучение украинских солдат велось только на полигонах внутри стран НАТО (включая французские, британские базы и лагеря в Германии, Польше и др.), то к лету 2024 г. Париж заговорил о переносе этой деятельности непосредственно в Украину. 8 июня 2024 года, во время визита президента Зеленского в Париж, Эммануэль Макрон заявил, что намерен «финализировать коалицию стран, которые отправят военных инструкторов в Украину». По словам Макрона, в некоторых аспектах «гораздо эффективнее проводить подготовку на украинской земле, при соблюдении определенных условий». Он подчеркнул, что такой запрос исходит от самого Зеленского, а Франция будет действовать вместе с другими странами (партнеров не назвал). Фактически речь шла о развертывании ограниченного контингента западных военных специалистов — не для участия в боях, а для тренировки украинской армии прямо в тыловых районах Украины.

Это заявление стало откровенно смелым шагом, учитывая позицию главного союзника — США. Администрация Джо Байдена отнеслась к идее негативно: Вашингтон опасался, что появление западных военнослужащих в зоне досягаемости российской армии может привести к эскалации конфликта вплоть до прямого столкновения НАТО и РФ. По данным СМИ, Байден лично выражал Макрону озабоченность, а Пентагон публично давал понять, что у США планов отправлять инструкторов в Украину нет. Кремль тоже сразу отреагировал: пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков пригрозил, что «ни один инструктор, обучающий украинских военных, не будет пользоваться иммунитетом» — то есть российская армия считает их законной целью. Песков недвусмысленно заявил: «Неважно, французы они или нет», дав понять, что при появлении иностранных военных Москва готова наносить по ним удары. Более того, в российских заявлениях зазвучала интерпретация, что Франция якобы готовится отправить свои войска в Украину — эту мысль активно подхватывала российская пропаганда, хотя официально речь шла лишь об инструкторах.

На фоне такого давления франко-украинские обсуждения стали более кулуарными. Представители Украины сначала подтвердили планы: так, командующий Сухопутными войсками Александр Сырский в конце мая 2024 г. обмолвился, что «французские инструкторы прибудут в Украину вскоре», но это высказывание сразу же было сглажено — в Париже и Киеве его «не подтвердили», очевидно, чтобы не разжигать преждевременно скандал. Тем не менее, по данным авторитетной Le Monde, Макрон всерьез готовил объявление о небольшой коалиции стран, готовых направить инструкторов в Украину. Еще в феврале 2024 г. президент Франции намекал: «Сегодня нет консенсуса на официальное отправление войск, но в динамичной ситуации нельзя ничего исключать». Эти слова — «ничего нельзя исключать» — отражают подход Макрона: сохранить стратегическую двусмысленность, показать Москве, что Европа теоретически не ставит запретных линий на помощь Украине, и одновременно не брать на себя жестких обязательств без поддержки союзников.

В итоге к лету 2024 года «коалиция инструкторов» так и не была объявлена публично. Видимо, Париж решил повременить, чтобы не спровоцировать лишний раз Москву и не ссориться с Вашингтоном. Тем не менее, сама готовность Франции публично обсуждать такую идею стала знаковой. Впервые крупная страна ЕС фактически допускала ввод ограниченного контингента на территорию Украины до окончания войны (пусть и не на фронт). Макрон при этом настаивал, что речь не идет о прямом участии в боях: «Это не развертывание наших солдат на линии фронта, а вопрос признания суверенитета Украины — тренировать ее военных на ее земле», — объяснял он. Таким образом, цель — подчеркнуть суверенное право Украины принимать союзников на своей территории, а заодно проверить готовность Европы действовать более смело, чем США.

Вторая волна французской инициативы поднялась ближе к 2025 году, когда изменилась общая геополитическая конъюнктура. После выборов в США, где к власти вернулся Дональд Трамп, Вашингтон начал активно продвигать идею быстрого мирного соглашения с Россией. Европейцы встревожились: их опасения заключались в том, что Америка может пойти на компромисс с Путиным за спиной Киева, ослабив поддержку Украины ради прекращения войны. Чтобы этого не допустить и продемонстрировать единство Европы, Макрон совместно с новым британским лидером Киром Стармером в начале 2025 г. созвали в Париже так называемый саммит «коалиции желающих». В марте 2025 года в столицу Франции съехались представители почти 30 стран НАТО и партнеров, а также руководители ЕС и НАТО. Официальная цель — обсудить долгосрочные гарантии безопасности для Украины и план на случай заключения перемирия. Кульминацией этой встречи стало заявление Эммануэля Макрона о подготовке развертывания в Украине международных сил «réassurance» — «сил успокоения» или сдерживания. Президент Франции объявил план отправить «подразделения из нескольких европейских стран» в определенные стратегические точки Украины после заключения мирного договора с Россией. По его словам, эти силы разместятся не на фронте, а в важных городах и на военных базах в тылу, чтобы служить сдерживающим фактором против потенциальной новой агрессии РФ. Макрон подчеркнул, что эти силы не будут классическими «миротворцами» и ни в коем случае не заменят собой Вооруженные силы Украины — напротив, их задача будет состоять лишь в дополнении украинской обороны и укреплении доверия к перемирию. План поручено детально проработать начальникам штабов заинтересованных стран: им предстоит в ближайшие недели определить «карту и формат» возможного развертывания.

И снова — как и в случае с инструкторами годом ранее — полного единства среди европейцев не оказалось. Макрон честно признал, что его предложение поддерживают далеко не все: «Это решение не является единогласным. Но чтобы его реализовать, нам единогласие и не нужно». Известно, что ряд союзников прямо отказались участвовать. Премьер Италии Джорджа Мелони заявила, что Рим не присоединится к плану, а польский премьер Дональд Туск (возглавивший правительство в конце 2023 г.) тоже подчеркнул: «Мы не планируем посылать польских солдат на территорию Украины». Подобные возражения неудивительны: для многих членов ЕС перспектива ввязаться собственными силами в украинский конфликт — casus belli с Россией. Особенно осторожна Восточная Европа: Польша и страны Балтии, с одной стороны, максимально поддерживают усиление обороны Украины, но с другой — весьма настороженно относятся к идее отправить своих граждан воевать на украинской земле, опасаясь втянуться в прямую войну с РФ. Даже Германия, испытывая историческую ответственность перед Восточной Европой, сразу отмежевалась. Канцлер Олаф Шольц буквально заявил: «не будет никаких наземных войск, никаких солдат на украинской территории, посланных европейскими странами или государствами НАТО». Эту фразу он произнес 27 февраля 2024 г., реагируя на первые намеки Макрона; впоследствии позиция Берлина не изменилась.

Тем не менее, Франция и Британия продолжили продвигать свою линию — пусть в усеченном виде. Макрон подчеркнул, что очень рассчитывает на поддержку США в случае европейского развертывания, но Европа должна готовиться и к сценарию, где ей придется действовать более самостоятельно. В Париже объявили об отправке в Украину совместной франко-британской миссии экспертов для оценки будущих потребностей украинской армии — фактически, это подготовка к долгосрочным гарантиям, чтобы сделать ВСУ максимально сильными и современными. Таким образом, упор был сделан на усиление украинской армии (поставки оружия, обучение, совместное планирование), а не на ввод значительных иностранных контингентов. Косвенно на это указывает и смена акцентов в обсуждениях: как отмечало агентство Reuters, европейцы весной 2025 г. «сдвигают фокус с отправки войск на другие варианты», учитывая политические и логистические трудности. По информации дипломатических источников, Лондон и Париж действительно прорабатывали план отправить тысячи солдат для гарантий перемирия, но теперь появляется понимание, что большая силовая миссия маловероятна. Один европейский дипломат описал ситуацию так: «Они делают шаг назад от идеи наземных войск и пытаются переформатировать ее во что-то более разумное». Другой заметил: «Когда у Украины были успехи на фронте, мысль о вводе войск выглядела привлекательно. Но теперь, учитывая ситуацию на местах и нынешнюю администрацию США, это уже не так заманчиво». Эти слова явно отсылали к тому, что президент Трамп хотя поначалу похвалил британско-французские предложения, вскоре американцы стали относиться к ним холоднее. Действительно, если в начале 2025 г. Трамп заявил, что думал, Россия согласится на такие силы, то позже его представители назвали планы европейцев скорее показухой. В итоге приоритет сместился: во главу угла ставится вооружение Украины «до зубов», чтобы она сама могла сдерживать врага, и лишь планирование на всякий случай продолжается по вопросу миротворцев.

Каковы же были мотивации Франции в этой истории? Прежде всего, это стремление продемонстрировать европейское лидерство. Макрон последовательно выступает как один из главных архитекторов европейской оборонной стратегии. Его инициативы — будь то инструкторы, будь то «силы сдерживания» — призваны показать, что Европа способна генерировать решения в сфере безопасности, а не только следовать за США. Кроме того, есть и внутренний политический расчет: после начала войны рейтинг Макрона частично пострадал из-за восприятия, что он слишком долго пытался «умиротворить» Путина телефонными переговорами. Публично жесткие инициативы по Украине могли улучшить его образ в глазах как французского общества, так и восточноевропейских партнеров, которые ранее смотрели на Париж с подозрением. Макрону важно доказать, что Франция — надежный союзник Киева и гарант европейской безопасности.

Внутри самой Франции отношение к идее отправки войск было неоднозначным. Левые и правые радикалы раскритиковали эту перспективу почти единодушно. Лидер ультраправых Марин Ле Пен и ультралевый Жан-Люк Меланшон редко соглашаются друг с другом, но тут и те и другие предупреждали о недопустимости втягивания Франции «в чужую войну» — отражая часть общественного мнения, опасающегося эскалации. Основное же политическое русло (центристы, партия Макрона) поддерживало осторожную формулировку президента: никаких боевых частей, только вспомогательные специалисты на территорию Украины. Как заметил близкий к Елисейскому дворцу политик Стефан Сежурне, Франция рассматривает новые меры поддержки Украины — разминирование, киберзащиту, создание производств вооружений на украинской территории. «Некоторые из этих действий могут потребовать присутствия на украинской земле, не пересекая порога участия в боях. Ничего не должно быть исключено», — пояснил министр. Такая позиция скорее получила понимание — большинство французов согласно с усилением помощи, пока прямое участие в боевых действиях исключается (чего Макрон и не предлагал).

Со стороны США — как уже отмечалось — сдержанно и даже негативно. Для Вашингтона (будь то администрация Байдена или Трампа) основной принцип с 2022 года — не допустить прямого столкновения НАТО и России. Еще перед войной Байден говорил: «Мы не хотим третьей мировой», и этот подход определил политику: западные солдаты не воюют в Украине. Поэтому любые разговоры европейцев о вводе войск вызывали мгновенную реакцию американских официальных лиц: мол, «этого не случится». Германия, как ближайший партнер Франции в ЕС, тоже ясно дала понять, что не поддержит такие шаги (об этом ниже подробнее). А вот некоторые страны Восточной Европы — хоть и отказывались участвовать своими силами — втайне, возможно, приветствовали готовность Франции и Британии взять на себя часть ответственности. Не случайно в парижской встрече в марте 2025 г. поучаствовали почти 20 лидеров, и около десятка стран, по сведениям инсайдеров, проявили интерес к концепции «сил сдерживания». Иными словами, раскол мнений: одни (Италия, Польша и др.) категорически «против», другие (возможно, страны Бенилюкса, Скандинавии, некоторые балканские) «за» либо нейтральны, готовые присоединиться при прочих равных. Макрон сознательно пошел по пути коалиции желающих, минуя требование консенсуса в НАТО или ЕС. Это, кстати, отражает новый тренд: если общеевропейское единство невозможно, Франция готова действовать в более узком формате с теми, кто согласен — опять-таки, чтобы не быть заложником самой осторожной позиции.

Для Германии война в Украине стала мощным вызовом, заставившим пересмотреть устои послевоенной политики. Канцлер Олаф Шольц 27 февраля 2022 года, спустя три дня после вторжения РФ, произнес историческую речь о «Zeitenwende» — поворотном моменте, обозначив резкий отход от принципов умеренности в вооружении. Шольц объявил о беспрецедентном увеличении расходов на оборону (специальный фонд €100 млрд и рост военного бюджета свыше 2% ВВП), а также о готовности поставлять Украине оружие, несмотря на давнее табу на отправку вооружений в зоны конфликтов. Эти заявления были реальными политическими решениями — Бундестаг вскоре одобрил спецфонд, Берлин начал поставки (от противотанковых ракет до зенитных комплексов) уже в марте 2022-го. Казалось бы, Германия демонстрирует максимальную субъектность, совершая «революцию» в своей политике.

Однако дальнейшие события показали, что на практике немецкий курс характеризуется крайней осторожностью и оглядкой на союзников. Берлин склонен действовать только в тесной координации, избегая односторонних шагов. Шольц неоднократно подчеркивал: «Германия не будет действовать в одиночку. Германия всегда останется едина с друзьями и союзниками... Любое другое поведение было бы безответственным в настолько опасной ситуации». Этот принцип — «не идти в одиночку» — стал объяснением, почему Германия, несмотря на общую поддержку Украины, затягивала или избегала некоторых решительных мер, пока их не предпримут партнеры.

Наиболее ярко это проявилось в истории с поставками танков. Осенью 2022 — зимой 2023 Украина и восточноевропейские союзники просили Германию предоставить современные танки Leopard 2 или хотя бы разрешить другим странам реэкспорт этих немецких машин. Но канцлер Шольц занял жесткую позицию: ни одного Leopard в Украине, пока США не согласятся отправить свои танки Abrams. Берлин фактически привязал свое решение к шагу Вашингтона. Из-за этого в январе 2023 г. возник публичный конфликт: Польша, Финляндия и другие государства, имевшие «Леопарды», пытались давить на Германию в формате «коалиции желающих», а на встрече министров обороны на базе Рамштайн компромисс найти не смогли. Несколько недель западные союзники уговаривали Шольца пересмотреть позицию. В итоге решение пришло только когда Белый дом, преодолев свои сомнения, объявил о передаче Украине 31 танка Abrams (25 января 2023 г.). Буквально на следующий день Германия подтвердила: она тоже пошлет роту Leopard 2 и разрешит другим странам re-export. Фактически, Берлин дождался зеленого света из Вашингтона — и лишь тогда воплотил свое же ранее обдуманное намерение. Некоторые назвали это проявлением несамостоятельности: немецкий канцлер, мол, не решился сделать даже очевидный шаг без «прикрытия» со стороны США. В то же время Шольц и его сторонники утверждали, что такая синхронность была необходима, чтобы поддерживать трансатлантическое единство и не дать Кремлю возможность внести раскол, а также чтобы снизить риск ответных действий Москвы на одну только Германию.

Похожая история повторилась с поставками дальнобойных ракет. Когда в мае—июле 2023 Великобритания и Франция по собственной инициативе передали Украине дальние крылатые ракеты (Storm Shadow/SCALP, способные бить на 250 км), взгляды обратились на Берлин: у Бундесвера есть аналогичный комплекс Taurus (ракета класса «воздух-земля» с дальностью до 500 км). Но правительство Шольца заняло уклончивую позицию и фактически заморозило вопрос. Канцлер открыто заявил: «Я не считаю правильным поставлять Украине оружие, которое позволяет наносить удары глубоко на территории России». Он аргументировал это ответственностью Германии — мол, такие действия чреваты эскалацией, которую он как лидер не может допустить. Даже когда в конце 2023 года США наконец решили предоставить Киеву некоторые свои дальнобойные ракеты (ATACMS) — то есть Вашингтон пошел дальше прежних красных линий, — Берлин не изменил позицию. В феврале 2025, накануне немецких выборов, Шольц снова подтвердил отказ от Taurus, несмотря на критику оппонентов. Его конкурент, лидер оппозиционной партии ХДС Фридрих Мерц, наоборот, заявлял, что Германия «должна была тоже поставить [ракеты]», раз уж США, Франция и Британия предоставили такое вооружение. Мерц отмечал, что придерживается мнения: если российские удары по Украине не прекращаются, то необходимо сперва снять ограничения на дальность украинских ударов, а затем и передать Taurus — пусть, дескать, «сам Путин решает, насколько он хочет дальше эскалировать войну». Эта полемика подчеркнула внутренний разлом: правящая коалиция (особенно сам Шольц и его СДПГ) предпочитала не выходить за рамки, которые не пересек Вашингтон, тогда как консервативная оппозиция была готова действовать более смело в фарватере Лондона и Парижа.

В целом, Германия стремилась избежать прямой конфронтационной риторики. Если Лондон или Париж могли угрожать отправкой войск (пусть в условном будущем), то Берлин, наоборот, публично исключал такую возможность. Шольц всякий раз напоминал: НАТО не станет стороной войны. Когда в Европе в начале 2024 г. зазвучали разговоры о потенциальной миротворческой миссии, канцлер сухо заметил, что с самого начала войны союзники договорились и далее будут придерживаться принципа: «не будет никаких западных солдат на украинской территории». Германия — учитывая ее историю — особенно боится сценария, где российская пропаганда представит конфликт как войну с «немецкими солдатами в Украине». Поэтому Берлин последователен: никаких наземных войск, ни сейчас, ни в перспективе (пока НАТО, как целое, не решит иначе). Вместо этого Германия акцентирует вклад в вооружение Украины деньгами и техникой. И здесь нужно отметить: хотя поначалу Берлин подвергался критике за медлительность, к 2023—2024 годам Германия вышла в число ведущих доноров Киева. По данным правительства ФРГ, с начала вторжения она предоставила военной помощи более чем на €5 млрд и планирует дальнейшие поставки. По совокупности военной помощи Германия сейчас на втором месте после США. Вклад Берлина включает системы ПВО IRIS-T и Patriot, РСЗО Mars II, САУ PzH2000, танки Leopard 1 и 2, БМП Marder, БТР, радиоэлектронику, боеприпасы и т.д. — то есть по факту страна преодолела многие собственные табу. Действия последовали, но почти всегда с задержкой, когда аналогичные шаги сделали англосаксонские союзники (США, Британия) или когда на Германию усилилось давление партнеров в ЕС.

Почему немецкие заявления часто расходились с моментальными действиями? Во-первых, внутриполитические причины. Общественное мнение и коалиционные партнеры в Германии разделены: если «Зеленые» и либералы (СвДП) требовали более решительной помощи Украине, то значительная часть Социал-демократической партии Шольца и тем более левая оппозиция придерживаются пацифистских настроений либо страха перед эскалацией. Шольц как канцлер лавировал между этими полюсами, стараясь не идти существенно впереди осторожных настроений избирателей. Согласно опросам 2022—2023 гг., большинство немцев поддерживали помощь Украине, но были против прямого участия в войне и настороженно относились к любым действиям, которые могли бы привести к ядерной эскалации со стороны РФ. Поэтому правительство старалось каждое новое решение (танки, ракеты, etc.) представить как тщательно согласованное с союзниками и не делающее Германию «стороной конфликта». Такая риторика — тоже часть заявлений. Шольц постоянно подчеркивал, что все решения принимаются в тесной координации с Вашингтоном и по согласованию в рамках НАТО. Это должно было и внешне показать единство Запада, и внутренне успокоить немецкую публику. Во-вторых, исторический комплекс и ответственность Германии сказываются: Берлин крайне не хотел, чтобы у Восточной Европы возникло ощущение, что немецкие танки опять едут на Восток воевать с русскими без США. Поэтому Шольц почти открыто увязывал: мол, если уж и давать танки, то одновременно с американцами — чтобы ни у кого не было исторических параллелей 1941 года.

Конечно, такая позиция имела и издержки для имиджа Германии. Украинские официальные лица и восточноевропейские члены ЕС не раз обвиняли Берлин в излишней медлительности и зависимости. В начале 2023 г., в разгар спора о «Леопардах», премьер Польши открыто критиковал Шольца за нерешительность, а в прессе появилась даже шутливая фраза «Шольцология» — искусство понять, что задумал немецкий канцлер, т.к. его мотивы выглядели туманно. К концу 2023-го напряжение несколько спало благодаря тому, что Германия все-таки начала поставлять тяжелое вооружение. Тем не менее, ключевые решения ФРГ зачастую происходили постфактум — когда США и союзники уже сделали первый шаг или когда внешнее давление достигало пика.

Так было не только с танками или ракетами, но даже и с знаменитыми €100 млрд на бундесвер. Олаф Шольц громко провозгласил этот инвестиционный пакет еще в феврале 2022-го, но спустя восемь месяцев выяснилось, что немецкая бюрократия почти не начала его реализовывать: «проходит почти восемь месяцев после обещания Шольца, а оборонные закупки едва сдвинулись с места» — писало Reuters в конце октября 2022. Источники в оборонной отрасли Германии жаловались на чрезмерно медленные процедуры и нехватку политических решений наверху. Это означало, что за ярким политическим заявлением («историческое перевооружение Германии») не последовало столь же оперативных действий — по крайней мере в первый год. Лишь в 2023—2024 гг. началось заключение крупных контрактов на новую технику для бундесвера, но параллельно инфляция «съедает» часть бюджета, да и цены выросли, так что эффект пока ограничен. Этот пример показывает системную особенность Германии: прежде чем заявленное превратится в сделанное, проходит длительное время, и иногда нужен дополнительный стимул (кризис, давление союзников или смена внутренних настроений).

Рассмотрев действия Лондона, Парижа и Берлина, можно выделить несколько общих черт. Во-первых, не все громкие заявления на самом деле остаются пустыми — нередко они выполняют роль политического сигнала, который в дальнейшем влияет на события. Например, заявление Британии о готовности дать танки подтолкнуло союзников к аналогичным поставкам, а инициатива Франции по гарантиям безопасности мобилизовала обсуждение долгосрочной поддержки Украины на международном уровне. Даже если непосредственного действия (ввода войск) не случилось, одна лишь риторика могла служить инструментом давления на оппонентов или партнеров.

Заявления о потенциальной отправке войск или создании коалиции — это элемент психологического сдерживания. Они посылают Кремлю сигнал, что затягивание войны может привести к куда большему вовлечению Запада. Так, слова Стармера и Макрона о не исключенной возможности западных сил должны были напомнить Москве: если мир не будет заключен на приемлемых условиях, то в будущем Россия может столкнуться уже не только с украинской армией, но и с присутствием международных контингентов. Хотя в короткой перспективе Путин отмахнулся от этих угроз (российская сторона публично грозила «неизбежной войной с НАТО», если они реализуются), сам факт, что тема поднята, увеличивает неопределенность для РФ. Кроме того, европейские встречи (как в Париже в 2025-м) преследовали цель продемонстрировать единство и решимость: 20 лидеров собрались, чтобы послать Путину сигнал о твердости поддержки Украины. Даже без подписания конкретных соглашений подобные жесты важны: они опровергают нарратив Кремля о том, что «Европа устала и вот-вот бросит Киев».

В 2022—2023 годах, при администрации Байдена, Европа в целом шла за США, которые твердо поддерживали Украину. Но с приближением 2024 года (американские выборы) европейцы начали готовиться к возможному изменению курса. Заявления о европейской готовности самим обеспечить безопасность Украины — это и послание американцам. С одной стороны, оно демонстрирует: если США снизят участие, ведущие державы ЕС не сложат руки, а постараются взять инициативу (чтобы побудить Вашингтон не уходить полностью, видя, что союзники разделяют бремя). С другой стороны, эти же заявления адресованы и про-украинским силам в США: Европа показывает, что готова внести вклад в миротворческие миссии, но взамен ожидает от Америки хотя бы политической или материально-технической поддержки (того самого «бекстопа» — страховки от США, о которой просили Стармер и Макрон). В случае с Трампом это особенно актуально: европейцы фактически сигнализируют новому президенту США, что они не против его идеи мирных соглашений, но мир должен иметь гарантию, а гарантию без Америки обеспечить сложно. Таким образом, часть громких фраз — это элемент переговоров с Вашингтоном через публичное пространство.

Борьба за лидерство внутри европейского союза тоже никто не отменял. Великобритания, хотя и вышла из ЕС, стремится оставаться главным военным игроком Европы (у нее самая боеспособная армия среди западноевропейских стран и ядерное оружие). Франция традиционно претендует на роль политического лидера ЕС по вопросам обороны. Германия, напротив, часто выступает более сдержанно, опасаясь доминировать. На этом фоне резкие заявления — способ для Лондона и Парижа заручиться поддержкой восточноевропейских стран или хотя бы показать им, что старые европейские державы не пассивны. Например, предложение Макрона о «силах сдерживания» было также направлено на успокоение Украины и восточных членов НАТО: мол, даже если США будут колебаться, мы организуемся и не бросим. Это должно демонстрировать союзникам, что Париж и Лондон — надежные столпы безопасности. Внутри ЕС подобная активность может повысить авторитет этих стран, продвинуть идею создания общих европейских механизмов безопасности. В то же время Германия через свою осторожную позицию пытается играть роль ответственного модератора, который не позволяет союзникам зайти слишком далеко. Это своего рода противовес: Берлин показывает восточным членам НАТО, что их безопасность не будет поставлена под удар из-за чрезмерно смелых авантюр, и тем самым тоже стремится сохранить доверие.

Во-вторых, внутриполитические цели. Заявления лидеров часто рассчитаны на «домашнюю аудиторию». Кир Стармер, обещая направить войска, отчасти стремился заручиться поддержкой британского электората, доказать, что лейбористы не слабее консерваторов в вопросах национальной безопасности. Ему важно было отмежеваться от возможных обвинений в «мягкости» и продемонстрировать силу — особенно на фоне предстоящих выборов и риска, что тема Украины станет маркером лидерства. Макрон, выступая с инициативами, имел в виду репутацию Франции и свои рейтинги: успехи на международной арене традиционно прибавляют французскому президенту очков дома. Кроме того, после критики за «попытки угодить Путину» Макрону необходимо было показать избирателям, что он не менее тверд, чем премьеры Великобритании или главы восточноевропейских стран. Для Шольца внутриполитический расчет был другим: его осторожные заявления предназначались успокоить более левый и пацифистский сегмент общества, дать ощущение контроля и предотвратить распад собственной коалиции. Таким образом, иногда заявления делаются не потому, что лидер реально готов тут же выполнить обещанное, а потому, что это символически важно для политики внутри страны. Политики высокого уровня используют риторику о военной поддержке как средство позиционирования: кто-то — как бескомпромиссного союзника Киева (что популярно среди проатлантического большинства населения), а кто-то — как благоразумного и ответственного лидера, не допускающего втягивания страны в мировую войну.

В-третьих, восприятие общественностью и элитами внутри стран и среди союзников прямо влияет на дальнейшие шаги. Если заявление встречает резкое неприятие или страх, лидер может притормозить. Так, идея западных войск в Украине не получила поддержки большинства европейцев по опросам (на фоне риска ядерной войны). Поэтому даже Макрон с Стармером, выдвинув свои планы, вынуждены были их смягчать в формулировках и отодвигать реализацию на неопределенное «потом». В Великобритании большая часть населения поддерживает помощь Украине, но отправка солдат — крайне чувствительный шаг, уроки Ирака и Афганистана свежи в памяти. Стармер явно старался подчеркнуть, что речь лишь о миротворцах после прекращения огня, а не об участии в боях — чтобы не вызвать негативной реакции. В Германии общество и элиты в массе своей поддержали отказ Шольца от идеи войск: это соответствует послевоенной философии ФРГ. Для союзников же — особенно для тех же Польши, стран Балтии — риторика партнеров оценивается с точки зрения надежности. Когда долгое время Германия уклонялась от отправки танков, в Варшаве и Киеве открыто говорили о подорванном доверии к Берлину. Но после того, как танки в итоге дошли, отношение исправилось. Аналогично, если бы Франция и Британия не декларировали готовность дать гарантии безопасности, украинское руководство могло бы почувствовать себя брошенным Западом в момент, когда в США заговорили о переговорах с РФ. Поэтому даже заявления без немедленных действий могут поддерживать боевой дух союзника (Украины) и демонстрировать политическую поддержку, что само по себе важно.

Наконец, главный вопрос: изменяется ли субъектность Европы в вопросах безопасности, или все по-прежнему решает Вашингтон? В период 2022—2023 г. превалировало лидерство США: администрация Байдена скоординировала беспрецедентную по масштабу военную помощь Украине, а европейские страны, несмотря на важные вклады, выступали скорее как партнеры, следующиe за американской стратегией (не выходя за красные линии, очерченные Вашингтоном, — например, по типам вооружений или формам вмешательства). Но уже к 2024 году видно, что европейцы начали готовиться к большей самостоятельности. Планирование миссий, создание новых коалиций без участия США, наращивание собственных военных расходов и производства оружия — все это признаки того, что Европа пытается стать более независимым игроком. Европейский Союз запустил несколько инициатив, чтобы снизить зависимость: совместные закупки вооружений, инвестиции в оборонные отрасли, обсуждение европейской армии вновь актуализировалось. В Париже на саммите марта 2025 говорилось о превращении украинской армии в «первую линию обороны Европы» на годы вперед — то есть европейцы мыслят уже категориями долгосрочной безопасности континента, где они сами будут играть ключевую роль.

Тем не менее, реальность такова, что без США Европа все еще скована. Во-первых, у европейских стран не хватает некоторых критических военных возможностей, которые есть у Америки — от стратегической разведки до ядерного щита. Во-вторых, среди самих европейцев нет единства: например, нейтральные или пророссийские настроенные правительства (как в Венгрии, а с конца 2023 и в Словакии) могут блокировать решения ЕС, а в НАТО восточные члены не хотят обсуждать инициативы без США из опасения остаться с Россией один на один. Поэтому каждый раз, когда Франция или кто-либо еще предлагает смелый шаг, его реализация наталкивается на требование: «нужен твердый американский тыл». Как отметило Reuters, многие европейские союзники отказываются посылать войска без гарантии со стороны США и мандата, опасаясь затрат, нехватки ресурсов и перспективы воевать с Россией самим. Так что субъектность Европы пока проявляется больше на уровне слов и предварительных планов, чем на деле. Однако уже сам факт, что подобные планы обсуждаются всерьез — это новое явление по сравнению с довоенным временем. Раньше сложно было представить, чтобы Европа даже гипотетически думала о самостоятельной миротворческой операции на территории соседнего государства в противовес позиции США. Теперь это обсуждается открыто на высшем уровне.

Можно сказать, Европа переживает этап пробуждения своей субъектности: война поставила ее перед необходимостью больше заботиться о собственной безопасности. Заявления, за которыми «ничего не следует» мгновенно, на самом деле закладывают фундамент для возможных будущих действий, если обстоятельства потребуют. Они создают политическую «инерцию»: по словам одного европейского военного чиновника, даже если велик шанс, что силы не будут в итоге развернуты, эти обсуждения создают импульс и показывают, что Европа может действовать. В долгосрочной перспективе, как отмечают эксперты, этот проект (гарантии Украине и усиление ее армии) будет развиваться несколько лет, постепенно формируя новую архитектуру безопасности. И европейские лидеры хотят быть субъектами, а не объектами этого процесса — отсюда их стремление публично объявлять о готовности к инициативам, даже если сразу за ними не следует дивизия танков на марше.