12 июля The New York Times опубликовала репортаж Нанны Хайтманн из Курской области — одного из немногих западных журналистских материалов, вышедших с российской стороны фронта. Текст под заголовком «Пейзаж смерти: что осталось там, где Украина вторглась в Россию» вызвал резкую критику со стороны украинских властей, которые обвинили автора в поддержке российской пропаганды. В то же время публикацию высоко оценил командир чеченского подразделения «Ахмат» Апти Алаудинов.
Хайтманн — немецкая фотожурналистка, финалистка Пулитцеровской премии и лауреатка World Press Photo. Она работает с кооперативом Magnum и живет в Москве. Ее тексты и фотопроекты о российской повседневности в военное время уже публиковались в The New York Times, Time, Le Monde, Stern и других изданиях.
В Курской области она провела шесть дней в марте 2025 года, вскоре после того как российские войска вернули контроль над городом Суджа, оккупированным украинской армией с августа 2024-го. В репортаже Хайтманн описывает хаос и разрушения: сожженные дома, неразорвавшиеся боеприпасы, трупы, запахи гнили и звуки боев. При этом она подчеркивает, что жители винят не только украинскую армию, но и российские власти — за то, что позволили региону оказаться без помощи.
Одна из героинь материала, Оксана Лободова, рассказала, что ее мать погибла в деревне Русское Поречное, а сестра сбежала из соседнего Черкасского Поречного в Курск. «Семь месяцев зимы без воды, еды, лекарств, электричества. Больные пенсионеры. Какая разница, убили их или они сами умерли? Их просто бросили», — приводит Хайтманн ее слова.
Местные жители делились и тем, что у многих — украинские корни. Одна из собеседниц, Любовь Блащук, родом из Западной Украины, у Лободовой родственники в Харькове. При этом, говоря о причинах войны, они часто повторяли нарративы российской пропаганды: «расширение НАТО», «промывка мозгов украинцам» и прочее.
Интересно, что в описаниях поведения военных — как украинских, так и российских — жители подчеркивали, что те «не трогали» мирных людей, помогали с едой и медикаментами. «Они воевали между собой, а нас никто не трогал», — сказано в репортаже.
Хайтманн также взяла интервью у бойцов чеченского спецназа «Ахмат», участвовавших в операции «Труба» (или «Поток») — штурме Суджи с обходом позиций по газопроводу. Один из бойцов сообщил, что из-за условий наступления у него начались проблемы со здоровьем. По словам Алаудинова, один человек погиб от отравления, двое были комиссованы, другие проходят длительное лечение.
Публикация в The New York Times вызвала неоднозначную реакцию: украинские официальные лица обвинили газету в ретрансляции российской позиции, тогда как российские прокремлевские источники и чеченские военные отреагировали на материал с похвалой. На этом фоне репортаж становится не только журналистским свидетельством, но и элементом в борьбе за интерпретацию происходящего в войне.
В своей статье о разрушениях в Курской области после украинской оккупации фотожурналистка Нанна Хайтманн не объясняет, каким образом получила доступ к прифронтовой зоне. Единственным намеком становится ее признание, что время от времени ее сопровождали бойцы чеченского спецназа «Ахмат». Более того, она находилась на прямой связи с командиром подразделения Апти Алаудиновым, который позже публично похвалил ее работу — назвав ее «истинным отображением» происходящего в регионе. Похвала прозвучала в эфире телеканала «Россия 1» — одном из главных инструментов российской государственной пропаганды.
Факт, что западный журналист оказался под эскортом подразделения, которое на Западе обвиняется в военных преступлениях, вызвал бурную реакцию в Украине. В Министерстве иностранных дел заявили, что публикация The New York Times нарушает журналистские стандарты и способствует распространению российской пропаганды. Представитель МИД Украины Георгий Тихий назвал решение редакции «самым глупым», подчеркнув, что это не «обратная сторона истории», а легитимация военных преступников.
Подобные визиты западных журналистов на российскую сторону фронта крайне редки. С начала полномасштабного вторжения независимым медиа почти невозможно получить аккредитацию для репортажей с линии боевых действий — действуют законы о «фейках» и «дискредитации армии», а пресс-секретарь Кремля Дмитрий Песков прямо признал, что в стране «время военной цензуры». Поэтому работа западных журналистов в России обычно ограничена бытовыми темами, и лишь изредка — как в случае Хайтманн — касается войны.
Согласно заявлению губернатора Курской области Александра Хинштейна, сразу после отхода украинских войск в марте 2025 года регион посетили представители 93 иностранных медиа. Но ни одно из них не опубликовало подробных репортажей с места событий — кроме Хайтманн. Само это выделяет ее работу, но и вызывает вопросы: каким образом был обеспечен доступ, и на каких условиях велась съемка?
На фоне репрессий против независимых российских журналистов, репортаж Хайтманн оказался неожиданным и контрастным. В 2022 году, когда корреспонденты «Коммерсанта» писали из Донецка и Мариуполя, газета подверглась критике за подчинение требованиям цензуры и уклончивую подачу информации. Тогда как с украинской стороны — несмотря на введенную военную цензуру — международные журналисты по-прежнему активно работают. Именно украинские репортеры Евгений Малолетка и Мстислав Чернов из Associated Press получили Пулитцеровскую премию и «Оскар» за репортажи из осажденного Мариуполя.
Ключевым объектом критики стали не только обстоятельства поездки Хайтманн, но и сам текст. Центр противодействия дезинформации при Совете нацбезопасности Украины отметил, что в публикации The New York Times не указано, что именно Россия начала войну против Украины. Отсутствие контекста, по мнению украинской стороны, искажает картину происходящего. «Нейтральность без контекста превращается в дезинформацию», — говорится в официальном заявлении ведомства.
Ни Хайтманн, ни редакция The New York Times пока не прокомментировали обвинения в адрес материала. Впрочем, сама структура репортажа — в котором эмоции мирных жителей и реалии оккупации соседствуют с комментариями представителей «Ахмата» — уже стала предметом острых дебатов о границах журналистской объективности во время войны.