Разделенная на два антагонистичных государства, Корея остается ареной одного из самых затяжных конфликтов современности. Хотя активные боевые действия прекратились еще в середине XX века, формально война между Севером и Югом так и не завершилась. С тех пор противостояние лишь сменило форму — из военной оно стало идеологическим. Сегодня вместо артиллерийских залпов звучат радиопередачи, а вместо шпионов границу пересекают флешки.
Граница между двумя Кореями — это не просто линия окопавшегося недоверия, усеянная колючей проволокой и сторожевыми вышками. Среди бетонных укреплений и наблюдательных постов скрыты зеленые громкоговорители, замаскированные под обычные военные объекты. Именно с них начинается одна из самых необычных и продолжительных информационных операций XXI века — кампания, в которой Южная Корея десятилетиями пытается размыть изоляцию Севера, используя культуру, технологию и данные как инструменты воздействия.
Один из таких динамиков у демилитаризованной зоны вдруг начал вещание в сторону Севера. Из него раздалась поп-музыка, перемежающаяся бодрым женским голосом: «Путешествия за границу придают нам сил». Для граждан страны, где выезд из страны карается как преступление, такие слова звучат почти как вызов.
С северной стороны доносились марши и патриотические песни — попытка заглушить «враждебный сигнал». Формально Корейская война так и не завершилась. И хотя артиллерия молчит уже несколько лет, противостояние продолжается — в менее заметной, но не менее ожесточенной форме. Это война за информацию.
Сеул пытается прорвать блокаду. Пхеньян делает все, чтобы сохранить внутреннюю изоляцию. Интернет в КНДР по-прежнему отсутствует. Все СМИ находятся под полным контролем государства.
«Причина — в том, что значительная часть культа Кимов — фикция. Людям откровенно лгут», — говорит Мартин Уильямс, старший научный сотрудник вашингтонского Центра Стимсона и эксперт по технологиям в Северной Корее.
Громкоговорители на границе Южной и Северное Кореи.
Getty Images
Южнокорейская стратегия строится на простой логике: если разрушить достаточно мифов, система может начать рассыпаться. Громкоговорители — лишь фасад. Главная борьба разворачивается в тени.
Ночью несколько независимых радиостанций ведут трансляции в сторону КНДР, используя коротко- и средневолновые частоты. Это один из немногих способов донести до северокорейцев альтернативную точку зрения — пусть даже с риском для их жизни.
Акция по сбору флешек Flashdrives for Freedom.
Reuters
Reuters
Параллельно в страну ежемесячно проникают тысячи флешек и microSD-карт. На них — корейские сериалы, фильмы, K-pop и подборки новостей. Все это — антипод официальной пропаганды, тщательно выстроенной Пхеньяном.
Но сегодня те, кто занимается этой подпольной миссией, обеспокоены: инициативу начинает перехватывать Север.
Ким Чен Ын усилил репрессии против распространителей иностранного контента. А главное — под угрозой оказалось финансирование самой информационной кампании. После возвращения Дональда Трампа в Белый дом многие американские программы помощи были свернуты. В том числе те, что обеспечивали работу подпольного «медиа-фронта».
Информационная война, которую две Кореи ведут десятилетиями, оказалась под угрозой — не из-за Пхеньяна, а из-за Вашингтона.
Каждый месяц сотрудники южнокорейской некоммерческой организации Unification Media Group (UMG) отбирают материалы — новостные сюжеты, драмы, музыкальные клипы — которые, как они надеются, найдут отклик у северокорейской аудитории. Затем их записывают на флешки и карты памяти, сортируя по уровню риска.
Контент с «низким риском» — это, как правило, популярные сериалы и хиты K-pop. Среди них — Netflix-драма When Life Gives You Tangerines и композиции Дженни, звезды южнокорейской сцены. «Высокий риск» — это то, что в UMG называют «образовательной информацией»: материалы о правах человека, демократии, свободе слова. Именно такие данные, по мнению южан, Ким Чен Ын боится больше всего.
Готовые носители отправляют на китайско-северокорейскую границу. Там, при содействии проверенных партнеров, их тайно переправляют в КНДР — зачастую буквально через реку, с риском для жизни.
На первый взгляд, южнокорейские сериалы могут показаться невинным развлечением. Но в глазах северокорейских зрителей они открывают совершенно иной мир — люди в высотках, за рулем дорогих автомобилей, в модных ресторанах. Все это — визуальное доказательство свободы и экономического процветания, которое резко контрастирует с образом нищей и угнетенной Южной Кореи, тиражируемым северокорейской пропагандой.
Кадр из популярного южнокорейского сериала Crash Landing on You.
NaverTV / CC
«Некоторые плачут, когда смотрят такие драмы, — рассказывает Ли Кванбэк, директор UMG. — Говорят, что впервые задумались о собственных мечтах».
Точных данных о том, сколько людей получают доступ к этим флешкам, нет. Но свидетельства перебежчиков подтверждают: материалы распространяются и влияют. «Большинство тех, кто сбежал в последние годы, признаются, что именно иностранный контент подтолкнул их к этому решению», — говорит Сокиль Пак, представитель Liberty in North Korea — организации, поддерживающей распространение этих материалов.
Организованной оппозиции в стране нет. Протесты невозможны. Но Пак надеется: хотя бы отдельные люди решатся на личный акт сопротивления.
Кан Гюри, 24-летняя перебежчица из Северной Кореи, до недавнего времени управляла небольшим рыболовным бизнесом. Осенью 2023 года она решилась на побег — пересекла море на лодке и достигла Южной Кореи.
Решение зреющее годами, признается она, во многом было вызвано воздействием зарубежных телешоу. «Я чувствовала, как будто задыхаюсь. И вдруг появилось острое желание сбежать», — вспоминает она.
Мы встретились в одном из сеульских парков в теплый, безоблачный день. Гюри рассказала, как в детстве слушала с матерью радиопередачи с юга. Первую драму увидела в десять лет. Позже узнала, что флешки и карты памяти с таким контентом проносили в страну в ящиках с фруктами.
С каждым новым видео, говорит она, становилось все очевиднее: ее реальность построена на лжи. «Я думала, что это нормально — когда государство все запрещает и контролирует. Мне казалось, что так везде. А потом поняла: только у нас, в Северной Корее».
Южнокорейский контент, по ее словам, смотрели почти все вокруг. Она и ее друзья обменивались флешками, обсуждали драмы, любимых актеров и K-pop-айдолов — особенно некоторых участников BTS.
Они говорили и об экономике Южной Кореи. Но за пределы разговоров заходить было опасно. «Критику режиму — табу», — говорит она.
Влияние южнокорейской культуры сказывалось не только в разговорах, но и во внешнем виде: «У молодежи менялась даже манера одеваться и говорить. Северокорейская молодежь меняется очень быстро».
Ким Чен Ын, как признают в Сеуле, прекрасно понимает, насколько это подрывает основы его власти — и отвечает репрессиями.
Во время пандемии Ким Чен Ын отдал приказ установить новые электрические заграждения на границе с Китаем, чтобы затруднить контрабанду флешек и карт памяти. В 2020 году в КНДР вступил в силу целый ряд новых законов, предусматривающих жесткие наказания за просмотр или распространение иностранного контента. Один из них прямо допускает смертную казнь.
Эти меры дали ощутимый эффект. «Раньше подобные материалы можно было найти прямо на рынках — их продавали почти открыто, — вспоминает Ли Кванбэк из UMG. — Теперь ими обмениваются только через доверенных людей».
После начала репрессий Кан Гюри и ее друзья стали куда осторожнее. «Теперь мы обсуждаем такие вещи только с самыми близкими. И даже тогда — шепотом», — говорит она. По ее словам, случаи казней молодых людей за просмотр южнокорейского контента стали учащаться.
В последние месяцы режим начал бороться не только с самим контентом, но и с поведением, которое может быть с ним связано. В 2023 году Ким объявил уголовным преступлением использование южнокорейских выражений или акцента.
По улицам северокорейских городов теперь регулярно патрулируют так называемые «отряды по контролю за молодежью». Их задача — выявлять отклонения от одобренных норм поведения. Кан Гюри вспоминает, как незадолго до побега ее неоднократно останавливали и отчитывали за прическу и одежду в стиле K-pop. У нее отбирали телефон и проверяли переписку — чтобы убедиться, что она не использует южнокорейские слова.
В конце 2024 года журналистам Daily NK, подразделения UMG, удалось вывезти из Северной Кореи смартфон. Внутри устройства обнаружили функцию автозамены, которая в реальном времени подменяла южнокорейские слова на северокорейские — «неправильный» вариант просто исчезал при вводе. Эта технология, как отмечают аналитики, напоминает цифровую версию «новояза».
«Смартфоны в Северной Корее стали элементом идеологического контроля», — говорит Мартин Уильямс из Центра Стимсона. По его словам, после волны репрессий и технологических мер инициатива в информационной войне все чаще переходит к Пхеньяну.
После возвращения Дональда Трампа в Белый дом в начале 2025 года были прекращены выплаты целому ряду гуманитарных организаций, в том числе тем, кто занимался вещанием и доставкой информации в Северную Корею. Под замораживание попали и бюджеты двух вещательных служб, финансируемых Конгрессом США, — Radio Free Asia и Voice of America (VOA), которые годами транслировали программы на территорию КНДР.
Трамп обвинил VOA в «радикализме» и «антипрезидентской пропаганде», а Белый дом пояснил, что решение призвано «освободить налогоплательщиков от финансирования радикальной повестки».
Но, как считает Стив Херман, бывший руководитель корейского бюро VOA, это решение сыграло на руку Пхеньяну. «Это было одно из немногих окон в мир, которое имели жители Северной Кореи. Теперь оно захлопнулось — без объяснений», — говорит он.
Unification Media Group пока не получила ответа на вопрос, будет ли восстановлено ее финансирование. Тем временем Сокиль Пак из Liberty in North Korea называет действия Вашингтона недальновидными. «Фактически, Трамп — пусть и неумышленно — помог Киму», — говорит он.
По словам Пака, в условиях, когда санкции, дипломатия и военное давление не смогли изменить поведение Пхеньяна, остается лишь один действенный инструмент — информация. «Наша цель — не просто сдерживать Северную Корею. Мы хотим изменить ее. А для этого нужно менять саму природу государства», — утверждает он. «Если бы я был американским генералом, я бы спросил: Сколько это стоит? А ведь это разумные инвестиции».
Остается вопрос: кто должен платить за эту войну за умы северокорейцев? Сегодня почти вся финансовая нагрузка ложится на США — и некоторые считают это несправедливым.
Логичным кандидатом на роль партнера кажется Южная Корея. Но в самой стране тема КНДР остается глубоко политизированной. Либеральная оппозиция традиционно выступает за сближение с Пхеньяном — а значит, открытая поддержка «информационной войны» не вписывается в ее повестку. Фаворит президентских выборов, которые состоятся на следующей неделе, уже заявил: в случае победы он отключит громкоговорители на границе.
И все же Сокиль Пак остается оптимистом. «Северокорейские власти не могут вытащить информацию из голов людей — она уже там и продолжает накапливаться». А по мере развития технологий, убежден он, проникать внутрь страны будет все проще. «Я действительно верю: именно это и изменит Северную Корею».