От Рейкьявика до Анкориджа

Саммиты лидеров государств обычно воспринимаются как рискованная ставка с расчетом на прорыв. Их принято оценивать по тому, удается ли переломить затянувшийся международный кризис. Однако куда заметнее бывает их влияние на внутренние позиции участников. Так было и с прошедшей в августе встречей Дональда Трампа и Владимира Путина в Аляске: она укрепила российского президента и, тем самым, продлила войну в Украине, одновременно усилив его власть внутри страны.

Встреча в Анкоридже невольно отсылает к 1986 году, когда Рональд Рейган и Михаил Горбачев обсуждали в Рейкьявике пути выхода из гонки вооружений. В обоих случаях американский и российский лидеры пытались решить ключевой вопрос мировой политики — тогда остановить нарастающее ядерное противостояние, теперь прекратить войну в Украине. В обоих случаях результат оказался отрицательным: Рейган отказался отказаться от программы стратегической оборонной инициативы, а переговоры в Аляске завершились без какого-либо соглашения.

Дальше аналогии расходятся. Провал саммита на острове лишь ускорил ослабление Горбачева: его неудача остановить американскую оборонную программу подточила позиции в Кремле и стала одним из звеньев цепи событий, приведших к распаду СССР через пять лет. Путин же, напротив, вышел победителем. В Анкоридже Трамп демонстративно оказал ему почести и назвал их отношения «фантастическими». Российский президент не пошел ни на какие уступки, а Трамп переложил ответственность за прекращение войны на Киев, заявив в интервью Fox News: «Теперь это действительно задача президента Зеленского».

Если до саммита у Путина и не было серьезных соперников внутри страны, то теперь он обрел ореол успеха, сумев, как кажется многим, склонить американского лидера на свою сторону. По данным опроса независимого центра «Левада» в конце августа, 79 процентов россиян сочли встречу удачной для Путина, а 51 процент выразили надежду на улучшение отношений с США. В отличие от привычной пропагандистской картинки, на этот раз российские СМИ транслировали реальные кадры и цитаты западных изданий, подчеркивавших дипломатическую победу Путина. Укрепившись, он получил возможность вести войну против Украины столь долго, сколь посчитает нужным, рассчитывая навязать ей свои условия.

Когда в 1985 году Политбюро избрало Михаила Горбачева генеральным секретарем КПСС, страна нуждалась в срочных переменах. Советские войска увязли в Афганистане — конфликт, который сам Горбачев называл «кровоточащей раной». Централизованная система управления демонстрировала полную неэффективность, тормозя экономику. Разрядка с США, продолжавшаяся с конца 1960-х до конца 1970-х, не сняла остроты противостояния. А повсеместные коррупция, дефицит и социальное неравенство подтачивали доверие к власти.

Горбачев пообещал как консерваторам, так и реформаторам устранить эти болезни. Но речь шла не о демонтаже советской модели: он заверял, что успеха удастся достичь за счет повышения производительности и сокращения издержек. Элите он гарантировал сохранение руководящей роли партии. Для реализации планов требовались ресурсы, которые можно было получить лишь через нормализацию отношений с Западом: снижение оборонных расходов открыло бы возможности для модернизации экономики. В этом ключе Горбачев убедил коллег поддержать переговоры с Вашингтоном о сокращении стратегических вооружений — при условии, что США откажутся от разработки систем ПРО, чтобы баланс не оказался на стороне Вашингтона.

По этой логике он и поехал в Рейкьявик: доказать миру и своим скептикам внутри страны, что способен остановить гонку вооружений и дать экономике шанс на восстановление. Но результат оказался публичным провалом. На глазах у телезрителей всего мира Рональд Рейган отказался закрыть программу стратегической оборонной инициативы, а Горбачев вернулся ни с чем. В Москве его ждала тяжелая оборона на заседании Политбюро, где консерваторы вновь настаивали: без отказа США от ПРО соглашение недопустимо. Лидер оказался между взаимоисключающими требованиями.

В итоге Горбачев сделал ставку на реформаторское крыло. В 1987 году он подписал с Рейганом Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, который никак не ограничивал американскую оборонную программу. Консерваторы были оттеснены, а ключевым союзником стал министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе. В последующие годы Горбачев инициировал масштабные реформы, допустив появление полулегальных частных предприятий и расширив автономию союзных республик. Но вместо экономического подъема перемены лишь разрушили старую систему, не создав новой. Продовольственные очереди увеличивались, города охватывали голодные бунты, заработная плата перестала выплачиваться вовремя.

Стараясь удержать власть, Горбачев подорвал сам фундамент, на котором она держалась. Ослабив механизмы партийного контроля, он открыл дорогу национальным движениям и новым лидерам, среди которых особенно быстро усиливался Борис Ельцин. В конечном счете именно эти силы смели остатки ослабевшего государства. В декабре 1991 года Советский Союз перестал существовать.

Россия при Владимире Путине мало напоминает поздний Советский Союз при Михаиле Горбачеве. В Кремле больше нет коллективного руководства, способного сдерживать первого лица. Путин не отчитывается ни перед Политбюро, ни перед какой-либо влиятельной коллегией: он возглавляет персоналистский авторитарный режим, где источник власти один — он сам. Чиновники и бизнесмены из его окружения обязаны должностями, влиянием и состояниями исключительно личной преданности и службе ему. Но это не делает его положение неуязвимым. Российская пропаганда эффективна, однако серьезные экономические потрясения могут пошатнуть общественное спокойствие. Неясно и то, как поведет себя элита, если ей урежут привычные экономические привилегии.

До сих пор президент успешно избегал этих рисков. За более чем три года войны экономика не рухнула под санкциями. Напротив, благодаря профессионализму экономического блока темпы роста в прошлом году превысили 4 процента — на волне военных расходов. Занятость, потребление и доступ к кредитам остаются высокими. В условиях полицейского государства сложно судить о подлинных настроениях общества, но внешних признаков угрозы режиму нет.

Тем не менее бюджетные вливания обернулись инфляцией — почти 10 процентов в 2024 году и свыше 8 процентов в текущем. Война несет значительные издержки: санкции ограничивают торговлю, инвестиции и доступ к технологиям, подрывая производительность и перспективы роста. Россия продает нефть Китаю и Индии, но ограниченность рынков вынуждает делать это с дисконтом. Армия может набирать контрактников, однако приходится платить щедрые подъемные и повышенные оклады, что разгоняет дефицит рабочей силы и инфляцию.

На этом фоне выступление Путина в Аляске стало внутренней компенсацией. Формальных уступок он не добился, равно как и обещанных бизнес-соглашений с Вашингтоном. Но для российской элиты и обывателей его победа очевидна: он прорвал изоляцию, продемонстрировав готовность прилететь в США несмотря на санкции и ордера международных судов; он сумел отложить или, возможно, вовсе избежать новых ограничений на экспорт нефти; он вновь напомнил, что Москва настаивает не только на признании контроля над территориями Украины, но и на подчинении ее суверенитета.

Саммит позволил Кремлю придать легитимность собственным претензиям. Тем, кто сомневался в оправданности вторжения, Путин представил его как обещанную «справедливую» войну. В Анкоридже, выступая на фоне баннера «В поисках мира», он говорил о «законных озабоченностях» России, о стремлении к «справедливому балансу безопасности в Европе и в мире» и о «необходимости устранить коренные причины» конфликта. Дональд Трамп не стал оспаривать эти формулировки. Более того, он фактически признал за Москвой право вмешиваться в вопросы территориальной целостности Украины и западных гарантий безопасности. Вернувшись домой, Путин показал гражданам, что был прав с самого начала, и что уступать не следует.

Для него саммит никогда не был попыткой достичь мира. С самого начала речь шла о том, чтобы навязать международной системе собственные правила и сохранить монополию власти внутри страны. С 2014 года Путин ведет долгую игру, будучи убежден, что время работает на него. Аляска подарила ему еще больше времени — и усилила его позиции в стремлении добиться военной победы.