От Европы ждут силы и действий

Америка и Европа уже некоторое время говорят на разных частотах. Для Европы это особенно рискованно. Реакция на новую Стратегию национальной безопасности США и на последние заявления Дональда Трампа в адрес Старого Света вновь свелась к рефлекторному оскорблению и отказу принимать критику: как он смеет, какое недопустимое вмешательство. Такая позиция не защищает, а вредит, поскольку упускает два принципиальных момента.

Во-первых, большинство американцев критикуют Европу именно потому, что она им небезразлична. Те, кто высказывается наиболее жестко, будь то Джей Ди Вэнс или Трамп, Илон Маск или Сэм Альтман, регулярно подчеркивают это. В Стратегии национальной безопасности США, которую возмущенно обсуждают прежде всего те, кто ее не читал, прямо сказано: «Наша цель — помочь Европе скорректировать нынешнюю траекторию. Нам нужна сильная Европа, чтобы успешно конкурировать и совместно с нами не допустить доминирования какого-либо противника в Европе». Сам Трамп в интервью Politico неоднократно говорит — буквально или по смыслу: «Я хочу видеть сильную Европу».

Трансатлантическое расхождение усугубляется разрывом в политическом языке. Трамп чаще всего говорит прямо то, что думает, что резко контрастирует с манерой многих европейских политиков, все более опасающихся озвучивать собственные убеждения. Люди чувствуют выхолащивание мысли через уклончивые формулировки и отворачиваются — либо вообще от политики, либо в сторону агитаторов и провокаторов.

Создается впечатление, что сложные американские партнеры действительно хотят именно того, о чем говорят: сильную Европу, надежного и дееспособного союзника. Но Европа этого не слышит — или не желает слышать, предпочитая фиксироваться исключительно на упреках. Между тем критика почти всегда свидетельствует о вовлеченности и интересе. Куда тревожнее было бы ее отсутствие — это означало бы безразличие, а значит, и утрату значимости. Симпатии к самим критикам в данном случае вторичны.

Ответ в виде высокомерия явно не отвечает интересам Европы. Куда разумнее, как справедливо подчеркивала Кая Каллас, вести диалог, включающий самокритику, обсуждение сильных и слабых сторон и общих целей, подкрепляя слова конкретными действиями по обе стороны Атлантики.

Второй момент еще неприятнее: значительная часть претензий обоснованна. Любой, кто воспринимает политику не как самодовольное администрирование статус-кво, вынужден признать, что на протяжении десятилетий Европа давала слишком мало — а порой не давала ничего. Ни в плане устойчивого роста и процветания, ни в обеспечении доступной энергии. Она не справляется с дерегуляцией и сокращением бюрократии, отстает в цифровизации и в развитии инноваций, основанных на искусственном интеллекте. И прежде всего Европа проваливается в выработке ответственной и эффективной миграционной политики.

Мир, настроенный к Европе доброжелательно, с большими ожиданиями смотрел на новое правительство Германии. Капиталы на триллионы ждали первых сигналов, чтобы начать инвестировать в Германию и Европу, исходя из предположения, что третья экономика мира при прагматичном, ориентированном на бизнес и трансатлантические связи канцлере наконец выведет континент с неверного курса. Тем болезненнее оказалось разочарование. За исключением министра внутренних дел, министра цифровизации и министра экономики новое правительство во многих сферах демонстрирует прямо противоположное тому, что обещалось до выборов. Канцлер предпочитает винить в этом вице-канцлера, тот — собственную партию, а вместе они охотнее всего перекладывают ответственность на американцев и их президента.

Вместо европейского перезапуска наблюдается затянувшаяся стагнация и упадок. Германия по-прежнему заложник травмы национал-социализма и исходит из убеждения, что, оставаясь приятной серединой и ни в коем случае не стремясь к выдающимся результатам, она всем понравится. Франция расплачивается за колониальное прошлое в Африке и оказывается — вплоть до президента, движимого политическим оппортунизмом — в тисках исламистских и антисемитских сетей.

В Великобритании премьер-министр следует схожему курсу культурного и экономического самоуничижения. Испанией управляют социалистические фантазеры, которые, кажется, получают искреннее удовольствие от ослабления страны, а их риторика о «геноциде в Газе» в основном мобилизует скучающих и обеспеченных дочерей верхнего среднего класса.

Источники надежды находятся в Финляндии и Дании, в странах Балтии и Польше, а также — неожиданно — в Италии. Там угрозы со стороны России, Китая и Ирана оцениваются более трезво, а главное — сохраняется здоровое стремление быть лучше и успешнее других. Стартовые условия куда слабее, но присутствует амбиция превосходства.

Европе сегодня нужно меньше уязвленной гордости и больше патриотизма, основанного на результатах. Очевидным примером могла бы стать сплоченность и решительность в защите Украины — не просто разговоры о европейском суверенитете, а его практическая демонстрация, даже при дружеских разногласиях с США. Возможно, это со временем привело бы и к неожиданному сдвигу в вашингтонской политике в отношении России. В сочетании с экономическим ростом, обеспеченным реальными и глубокими реформами, это стало бы началом. После чего Европе предстоит заняться ключевой задачей — радикальным пересмотром миграционной политики, основанной на культурном самоотрицании и допускающей слишком большое число приезжих, стремящихся к иному обществу, разделяющих иные ценности и не уважающих правовой порядок.

Если все это закончится неудачей, американская критика будет оправдана самой историей. Объяснения, почему европейское обновление якобы невозможно или не нужно, являются не более чем симптомами слабого лидерства. Справедливо и обратное: там, где есть политическая воля, всегда находится и путь.

Этот путь начинается в Европе — с духа обновления, который можно без недопонимания назвать «Европа прежде всего» (а как иначе?) — и ведет к Америке. Европе нужна Америка. Америке нужна Европа. И, возможно, именно глубокий кризис трансатлантических отношений оказался необходим, чтобы обе стороны увидели это с полной ясностью. Как ни парадоксально, именно сейчас возникает реальный шанс на возрождение трансатлантического сообщества общих интересов. Именно потому, что ситуация зашла в тупик. И именно потому, что по обе стороны Атлантики растет давление, требующее действовать иначе.

Торговая война между Европой и Америкой лишь усиливает общих противников. Разумной альтернативой стал бы обратный шаг — своего рода новый курс в отношениях между ЕС и США. Свободная от тарифов торговля как стимул для роста в крупнейшей и третьей по величине экономиках мира — и как основа общей политики интересов и, неизбежно, совместной политики безопасности свободного мира.

Именно эту историческую возможность сейчас мог бы обсудить и закрепить Фридрих Мерц в переговорах с Дональдом Трампом.

Как говорил Уинстон Черчилль: «Никогда не упускайте хороший кризис».