В декабре в Сирии сменилась власть: бывшие повстанцы из Идлиба свергли Башара Асада и установили контроль над Дамаском. Они обещают уважать многообразие страны, но в столице уже заметны изменения — от дресс-кода на пляжах до атак на бары и клубы. Для одних это долгожданное торжество религиозных ценностей, для других — тревожный сигнал о конце привычной светской Сирии.
В узких средневековых улочках старого Дамаска, где среди церквей, мечетей и антикварных лавок притаились бары, четверг раньше считался днем вечеринок. Живые сеты диджеев, шоты, короткие топы, рейвы — при жестоком и репрессивном правлении Башара Асада у сирийцев не было политических свобод, но светские мусульмане и немусульмане в столице могли одеваться, пить и танцевать так, как им хотелось.
В сельской провинции Идлиб, где новые исламистские лидеры Сирии создали мятежное мини-государство во время гражданской войны, а затем в декабре свергли Асада и захватили Дамаск, крепчайший напиток, который можно купить, — кофе. Кафе запрещено включать музыку. Даже кальяны под запретом.
Долгие годы космополитичный Дамаск почти не пересекался с более консервативными сирийцами из других регионов. Теперь же одними из самых светских районов страны управляют люди с наиболее религиозными взглядами.
Это изменение воодушевило религиозных суннитов в столице, но встревожило светских сирийцев и религиозные меньшинства. Хотя новое правительство пока воздерживается от жестких ограничений социальных свобод, резкий подъем влияния радикалов и все более консервативная атмосфера заставляют либерально настроенных жителей менять свое поведение — опасаясь, что будет дальше.
Многие опасаются, что новое правительство во главе с президентом Ахмедом аш-Шарой — бывшим повстанцем, ранее сотрудничавшим с «Аль-Каидой» и «Исламским государством» — установит в стране крайне жесткие нормы исламского правления.
«Что мы теперь, Афганистан?» — говорит 40-летняя Нивин Тороссян, христианка и совладелица Tiki Bar, одного из старейших центров ночной жизни Старого Дамаска.
Нивин Торосян (справа), владелица бара Tiki в Дамаске. По ее словам, вооруженные люди, представлявшие правительство, неоднократно расспрашивали ее о вечеринках и употреблении алкоголя в заведении.
По ее словам, одной весенней ночью вечеринка была в самом разгаре, когда в заведение вошла группа вооруженных представителей властей. С серьезными лицами они потребовали немедленно прекратить веселье, а затем не раз возвращались, чтобы придираться к вечеринкам и распитию алкоголя. Теперь, по ее словам и словам других владельцев, бары Старого Дамаска в основном пустуют.
Новое правительство обещает уважать многообразие Сирии, однако президент сосредоточил власть в узком круге соратников, наполнил органы власти и силовые структуры выходцами из Идлиба и не смог предотвратить нападения на меньшинства — в том числе теракт смертника в церкви Дамаска в июне.
Введен дресс-код, предписывающий женщинам на общественных пляжах носить скромные купальники и свободные накидки. В общественных местах, согласно указу, следует прикрывать плечи и колени и избегать «прозрачной или слишком облегающей одежды».
После бурной реакции в соцсетях замминистра туризма Гийяс аль-Фаррах в телеинтервью пояснил, что документ носит рекомендательный характер и «учитывает» интересы разных «социальных групп» — очевидный намек на значительную долю консервативных сирийцев.
Даже без строгого контроля обстановка летом изменилась: на пляжах Средиземного побережья стало меньше бикини и алкоголя, больше буркини, а часть либерально настроенных сирийцев избегает таких мест, опасаясь давления со стороны консерваторов.
Для многих жителей любая альтернатива правлению Башара Асада, который ради удержания власти бомбил, травил и пытал собственный народ, выглядит положительной. Но Нивин Тороссян и другие говорят, что все это в совокупности знаменует конец той Сирии, которую они знали — страны, где представители разных религиозных общин веками жили бок о бок.
«Хочешь молиться — молись. Хочешь пить — пей. Почему нельзя оставить все так?» — говорит она.
Как приход к власти выходцев из Идлиба меняет облик и атмосферу Дамаска
Новые власти не издавали законов, ограничивающих продажу алкоголя, музыку или общение мужчин и женщин, не обязывали женщин носить платки и не ограничивали их права. Тем не менее, по словам многих жителей, в Дамаске ощутимо усилилась атмосфера религиозного консерватизма.
Прежняя правящая партия Баас, долгие годы находившаяся под контролем семьи Асада, поддерживала светский характер государства как способ удержания власти. Подавляя проявления исламской религиозности, Асад обеспечивал себе поддержку со стороны меньшинств, опасавшихся доминирования суннитского большинства.
С декабря в Дамаске стало заметно больше приезжих и новых жителей из более консервативных сельских районов Сирии.
С декабря в Дамаск хлынули приезжие из других регионов Сирии, многие из которых привезли с собой куда более консервативные взгляды. В правительственных учреждениях и отделениях полиции теперь работают ветераны пуританской администрации Идлиба, а черная форма сил безопасности — укомплектованных бывшими повстанцами — сменила военную униформу армии Асада. После переворота в столице распространилась мода на бороды «в стиле повстанцев».
«У нас всегда жили представители всех религий, и мы никогда не переступали черту сосуществования», — говорит 27-летняя Мария Кадах, мусульманка с родителями-суннитом и шииткой, предпочитающая шорты платку. До недавнего времени она возглавляла маркетинг компании-импортера алкоголя. «А теперь мы видим новых людей, которые прямо говорят: “Мы вообще не приемлем вашего существования”».
Столкновение мировоззрений произошло прямо на наших глазах за ужином, когда бывший повстанец, ставший сотрудником службы безопасности и представившийся Абу Язаном, попытался завести непринужденный разговор с нашим водителем Халедом.
«Кто твой любимый шейх?» — спросил Абу Язан, имея в виду мусульманского проповедника. Халед напрягся. «Честно говоря, я не слишком религиозен», — ответил он и с облегчением заметил, что собеседник не стал развивать тему.
Контрольно-пропускной пункт на окраине Дамаска. По словам многих жителей, в столице усилилась атмосфера религиозного консерватизма.
Некоторые светские и немусульманские женщины признаются, что стали ощущать давление в пользу более скромной одежды. По их словам, на блокпостах им задают навязчивые вопросы, если они едут в машине с мужчинами, которые не являются их родственниками.
«Они не привыкли видеть, что мы носим то, что хотим, поэтому их взгляды и поведение создают напряжение между нами», — говорит 37-летняя Мэй Салех, представительница алавитской общины, к которой принадлежал Асад. Как и другие алавитки, она не носит платок.
Реджа Джадду, 27-летний бывший повстанец из Идлиба, утверждает, что новые власти не намерены навязывать свои взгляды другим сирийцам.
«Мы уважаем право каждого делать то, что он хочет, — говорит он, дежуря на одном из дамасских блокпостов. — Но лично мне больше нравится, когда женщины одеваются скромнее».
Многие религиозные сирийцы тоже приветствуют более консервативные изменения. В древней мечети Омейядов руководство установило металлические ограждения, разделив мужчин и женщин во дворе — ранее их разделяли только в зале для молитв.
«Нам теперь комфортнее, потому что у нас исламское мировоззрение», — говорит 25-летняя Амина аль-Хорани из Дамаска, посетившая мечеть. Она назвала разделение «очень хорошим» способом защитить женщин от домогательств.
В древней Омейядской мечети руководство начало разделять мужчин и женщин во внутреннем дворе.
После падения режима Асада в Дамаске стало заметно больше женщин в никабах — черных покрывалах, оставляющих открытыми только глаза.
Шам Атая, 24-летняя врач в государственной больнице, поддерживает право женщин носить никаб, но опасается за другие социальные свободы. Она закрывает волосы, но раньше ходила с друзьями в бары — теперь перестала. «Как мусульманку, меня могут осудить, — говорит она. — Формально закона нет, но ощущение, будто он есть».
Насилие и страх в ночной жизни Дамаска
В мае в знаменитое кабаре al-Karawan ворвались вооруженные в масках. По словам свидетелей и полицейского, они застрелили женщину из публики и ранили нескольких человек.
За несколько дней до этого вооруженные люди атаковали соседний ночной клуб Layali al-Sharq. Камеры наблюдения, кадры с которых быстро разошлись по соцсетям, запечатлели, как нападавшие запугивали и били посетителей, пытавшихся убежать.
На следующее утро после стрельбы у al-Karawan на ступенях оставались капли крови, а по обе стороны дверей виднелись окровавленные отпечатки ладоней.
Командир районной полиции Абу Хади аш-Шара — дальний родственник президента и бывший полицейский из Идлиба — настаивал, что его офицеры патрулируют, чтобы защищать клубы. «Мы не против тех, кто приходит отдохнуть, — сказал он. — Люди хотят веселиться».
В одну из весенних ночей в Piano Bar, старейшем караоке-баре Дамаска, среди посетителей была лишь компания, отмечавшая выпускной. Они чуть фальшивили, исполняя песню сирийской поп-звезды Аль Шами.
Бар Sugar Man в Дамаске. Новые власти не вводили законов, ограничивающих продажу алкоголя, музыку или смешанное общение полов, и заявляют, что не имеют ничего против посетителей вечеринок.
Менеджер заведения, 28-летняя Ханан аль-Гуссани, рассказала, что не принимает бородатых посетителей с внешностью бывших повстанцев и отклоняет их бронирования, опасаясь, что те негативно отреагируют на танцы и выпивку в смешанных компаниях.
«Я не поддерживала режим Асада, но при нем таких проблем не было, — сказала она. — При нынешних властях мы не знаем, что можно, а что нельзя».
В марте власти пытались закрыть Piano Bar и еще несколько заведений, но отступили после критики в соцсетях. Тем временем клубы столкнулись с другой проблемой: импортное пиво из Ливана исчезло, а запасы алкоголя сокращаются, поскольку дистрибьюторы боятся ввозить его в страну.
Формальных ограничений на продажу спиртного нет. Но, чтобы не рисковать, компания, где работала Мария Кадах, через три дня после прихода к власти повстанцев перестала завозить алкоголь и перешла на поставки бутилированной воды, шоколада и безалкогольного пива.
Этой весной Кадах уволилась и планирует уехать в Германию. «Мы потеряли 14 лет жизни, — сказала она, имея в виду годы гражданской войны. — Мы не готовы потерять еще 14».