Сегодня, выступая в эфире программы ТСН на телеканале «1+1», глава дипломатии ЕС Кая Каллас заявила, что «очень быстрый путь к миру невыгоден Украине».
Заявление прозвучало в момент, когда в международной политике обсуждается новый вариант урегулирования, продвигаемый окружением Дональда Трампа. Набор идей, который уже стал публичным, предполагает тяжелые компромиссы для Киева — от заморозки линии фронта до частичной утраты контроля над территорией при внешних гарантиях безопасности.
Для Украины это не абстрактная дискуссия. За почти 4 года войны стартовые позиции страны в любых переговорах объективно ухудшились: армия истощена, экономика на кредитах, гуманитарная нагрузка растет. Поэтому любые заявления о «невыгодности быстрого мира» неизбежно привлекают пристальное внимание — особенно если исходят от партнеров, которые сами избегали наиболее болезненных решений.
Европа не впервые тормозит попытки урегулирования
В 2022-м Украина и Россия выходили к стамбульскому формату, который тогда считался наиболее близким к рамочному соглашению. В 2023-м обсуждались варианты прекращения огня через посредников, а осенью того же года США неофициально прощупывали возможность «заморозки» линии фронта. В начале 2024-го в западной дипломатии снова циркулировали идеи ограниченного урегулирования. Каждый раз европейские столицы занимали критическую позицию, опасаясь, что слишком быстрый процесс приведет к миру на условиях Москвы.
В каждом из этих случаев европейские правительства выражали настороженность. Официальные аргументы оставались неизменными: риск навязанного мира, закрепления оккупации и стратегической паузы для России. Но такая осторожность контрастирует с тем, что сам Евросоюз одновременно избегал шагов, которые могли бы укрепить позиции Украины в любом переговорном процессе.
Финансовые потоки ЕС работали в пользу Москвы
Недавно министр иностранных дел Швеции Мария Мальмер Стенергард представила данные, которые меняют представление о европейской политике в годы войны.
С февраля 2022 года страны ЕС перечислили России 311 миллиардов евро за импорт товаров и энергоресурсов. За тот же период Украина получила 187 миллиардов евро помощи. Разница — 124 миллиарда евро в пользу Москвы.
Эти цифры показывают, что европейская экономика оставалась существенным источником доходов российского бюджета — даже тогда, когда риторика ЕС усиливалась. Формально Европа поддерживала Киев; фактически она продолжала обеспечивать значительную часть экспортных поступлений России.
Газовый вопрос так и не был закрыт
Несмотря на сокращение трубопроводных поставок, Европа продолжает закупать российский газ — в том числе через СПГ-поставки, смешанные партии и посреднические схемы. Это не нарушает европейских регуляций, но сохраняет финансовые каналы, которые имеют прямое значение для российской экономики.
Прямые трубопроводные объемы упали, но выросли закупки СПГ, включая через посредников и смешанные партии. Это позволило Москве сохранить часть экспортной выручки, а Европе — избежать резкого экономического удара.
В контексте войны это создает парадокс: европейские государства обсуждают «нежелательность быстрого мира», при этом продолжая закупать энергоресурсы у страны-агрессора.
Санкционная политика оказалась менее эффективной, чем ожидалось
За период войны ЕС утвердил 19 пакетов санкций. Они ограничили часть импорта и экспорта, но не изменили структуру российской экономики принципиально. Москва смогла переориентировать торговлю, нарастила военное производство и укрепила параллельные логистические цепочки через третьи страны.
Санкции стали сигналом политического единства, но не инструментом, который заметно снизил способность России вести войну — и, следовательно, не повысил переговорную силу Украины..
Коррупция в Украине — признанная проблема, которую ЕС предпочитает обсуждать негромко
На протяжении войны в Украине всплывали несколько крупных коррупционных скандалов. Они затрагивали оборонные закупки, работу министерств и распределение средств. Для европейских доноров эти эпизоды означают потенциальные угрозы эффективности помощи.
Тем не менее реакция ЕС на эти события оставалась сдержанной. Брюссель предпочитал избегать публичной жесткой критики, опасаясь подрыва внутренней устойчивости украинского руководства и единства западной коалиции. Это решение понятно политически, но снижает доверие к утверждениям о «стратегическом видении» европейской политики.
Основной смысл позиции Каи Каллас — предостережение от урегулирования, которое закрепит российские "territorial gains" и создаст долгосрочные риски для безопасности Европы. Это логичный и понятный аргумент.
Но проблема не в самой логике, а в том, насколько она согласуется с действиями ЕС.
⋅ Европа на протяжении почти четырех лет избегала шагов, которые могли бы существенно изменить баланс сил;
⋅ Финансовые потоки ЕС в пользу России превысили объем помощи Украине;
⋅ Импорт газа продолжается;
⋅ Санкции оказались ограниченными по эффективности;
⋅ Коррупционные риски в Украине не привели к жестких требований реформ.
ЕС последовательно подчеркивает риски поспешного урегулирования, но при этом на протяжении почти четырех лет избегал шагов, которые могли бы реально изменить условия на поле боя: не прекратил закупку российских энергоресурсов, не создал по-настоящему жесткий санкционный режим, не отреагировал на украинские коррупционные скандалы с достаточной строгостью. На этом фоне возникает простой вопрос: на каком основании Европа сегодня определяет, какой темп мира «выгоден» Украине, если многие из наиболее болезненных решений она предпочла не принимать сама?